Мы — разведка. Документальная повесть
Шрифт:
— Та-ак, — протянул Терещенко, — значит, отдохнули?
— Отдохнули, товарищ гвардии капитан! — отрапортовал Ромахин.
— Ну-ну, — буркнул начальник разведки и вышел. Надо было чем-то заняться, и мы принялись чистить оружие с таким старанием, будто бы оно за истекшие сутки покрылось тройным слоем грязи и ржавчины.
К вечеру в землянку пришел замполит полка майор Рябич. Он курил с нами, интересовался настроением, спрашивал, что пишут из дому, а под конец сказал, что нам разрешат поиск, причем в самое ближайшее время, и что он лично уверен в успехе.
Поддержка майора Рябича очень обрадовала нас и подняла настроение.
Утром
Весь день готовились, а вечером вышли к маленькому озерцу, за которым стояла небольшая сопка. Мы знали — на ней сидят капитан Терещенко, подполковник Пасько и смотрят во все глаза. Сумеем ли мы подойти к высоте незамеченными на расстояние в 50 метров, как определялось условиями? Ромахин, Верьялов, Иванов, Гришкин и я должны были пересечь озеро и подобраться к условным траншеям противника. Время операции ограничивалось.
Начали движение не по озеру, а в обход двумя группами — мы с Ромахиным справа, остальные слева. Ползли быстро, но осторожно. «Противник» все время светил ракетами, но мы пока не видели красной ракеты, которая объявила бы, что обнаружены. Через полтора часа достигли подножья высоты и, растянувшись в цепочку, начали осторожно по глубокому снегу приближаться к «траншее», где находились часовые. Кончилось занятие тем, что подполковник был сбит с ног, а капитан дал красную ракету, уже падая на снег в объятиях Ромахина.
Довольные, мы разошлись по землянкам и спали куда спокойнее и крепче, чем в доме отдыха.
На другой день в новых хрустящих маскировочных костюмах и снаряженные по всем правилам разведки, получив кучу теплых напутственных слов и добрых советов, мы вышли на нейтральную полосу в районе высоты Орлиное гнездо.
Падал легкий снежок, лыжи бежали ходко, и мы быстро добрались через озеро на островок.
Отдых позволили себе недолгий, с десяток минут, простились с разведчиками из группы прикрытия и, съехав на лед озера, пошли к обороне противника. Время от времени останавливались и вслушивались в темноту.
Всего двадцать минут потребовалось, чтобы преодолеть 600 метров пути по озеру и достигнуть подножья высоты 168.
Хлопья снега, густые и липкие, падают почти отвесно. Мы осторожно продвигаемся вперед на коленях, все время ощупывая или разгребая руками снег — боимся наскочить на мину или фугас. По нашим расчетам, до проволочных заграждений осталось метров сто, когда снегопад вдруг поредел и мы прямо перед собой, метрах в пяти, не больше, увидели выложенную полукругом снежную стенку, а за ней две приплясывающие головы. Разведчики привыкли соображать быстро. Мы с Ромахиным разом вскакиваем и летим к окопу. Немцы от неожиданности совсем обалдели. Один из них выскочил из-за стенки и, расставив руки, словно собираясь ловить кур, закричал по-русски: — Куда, куда, куда?
Он совершенно забыл, что на его груди висит автомат, который действует куда убедительней, чем слово «куда». Куролов попал прямо в мои объятия. После удара рукояткой кинжала в область сонной артерии немец начал оседать. На помощь подоспел Иванов, и мы вдвоем поволокли его вниз. Другого гитлеровца закололи Ромахин и Верьялов. «Кудахтанье» нашего пленника, видимо, все-таки услышали в траншеях. Заработали нетолько автоматов и пулемет. Пули засвистели над нашими головами. Немец в сознание не приходил, и его волоком
Меня раздели, растерли спиртом. Кто-то подает ватник, кто-то гимнастерку и брюки.
Быстро одеваюсь. Но что делать с валенками? Они — как железные, и нога не лезет. Пришлось разрезать голенища.
Через час, когда фрицам надоело швыряться минами, мы встаем на лыжи и уводим «языка». Группа прикрытия остается на островке до тех пор, пока мы с пленным не достигаем своих траншей.
Через полчаса у Орлиного гнезда нас встречают капитан Терещенко и девчата-снайперы.
Увидев немца, капитан не может сдержать радости и бурно поздравляет нас с успехом. В землянке он справляется о наших потерях. Докладываю, что потерь нет, если не считать легких осколочных ранений у Ерофеева и Смирнова.
Девчата засуетились вокруг раненых, допрашивая, что и где болит, но те смущенно улыбаются и отмахиваются: дескать, уже зажило.
Тогда Саша и Зина начинают хлопотать вокруг меня, раздобыли сухие валенки, портянки. Переодеваюсь и вдруг вижу, что мой Ваня Ромахин сидит на камне и как-то странно водит головой. Широко открытые глаза смотрят без всякого выражения.
Кидаюсь к нему:
— Что с тобой?
— Убит, — говорит Ромахин.
Сначала думаю — шутит, но, присмотревшись, вижу, что ему действительно плохо. Потом замечаю на его каске глубокую вмятину от пули. Осторожно снимаю каску. На голове Ромахина — огромная шишка и больше ничего. Однако он все время твердит, что убит, и не слушает никаких объяснений. Беру его руку и помогаю нащупать вмятину.
— Вот видишь, дырки нет, а потому ты не можешь быть убитым.
Иван вроде бы немного успокаивается, но тут же кричит, что он ничего не видит, ослеп. Объясняю, что такое случается и скоро пройдет. Заставляем Ромахина лечь, но он опять ничего не хочет слушать. Вызываем санитара роты, и тот подтверждает наши заверения. Тогда Ромахин затихает и валится на нары.
Фрица под конвоем отправляем в полк, а сами ложимся отдыхать в блиндаже второй роты, которая держит оборону на Орлином гнезде.
Утром покидаем высоту. Ромахина пришлось тащить па носилках. Он все еще ничего не видел после контузии, и на парня жалко было смотреть.
На Шпиле нас сразу же приглашают в блиндаж командира полка. Подполковник — в хорошем расположении духа, весело поздравил, расспросил о деталях операции и под конец сказал, что традиционный ужин откладывается на три дня, так как завтра разведчики приглашаются на концерт знаменитых артистов, приехавших в дивизию специально для выступлений перед фронтовиками.