Мы с Серёжкой близнецы
Шрифт:
— Ещё как интересно! Вот сейчас взорвётся Серёжка, что тогда будет?
И немножко я всё-таки заревела. Смотрю — и Галя ревёт. Ей Бубнова, наверное, жалко. Она теперь с ним дружит. Но вдруг слышу, Серёжка кричит:
— Вот и не взорвалось! Это мы неправильно делали. Воздух прошёл. Плохо закупорили бутылку.
А Бубнов:
— Правильно всё. Нам девчонки помешали. Ну, в следующий раз мы не так сделаем. Его, во-первых, подогреть надо. Снесём к вам и поставим под плиту. В субботу будете пироги печь, духовка разогреется, и наш карбид тоже тёплый станет.
— В кухне?
— Зачем в кухне? Мы его вынесем.
— А если не успеем?
— Успеем! Большое дело — карбид вынести.
Я кричу:
— Серёжка! Вылезайте оттуда! Взорвётесь!
А Бубнов:
— Ну что это за девчонка! В первый раз такую вижу. Нет покою. Бежим на тот участок! Галька, не ходи за нами! Я тебе потом покажу хороший взрыв.
И, слышно затопали — побежали. Куда? Неизвестно. Я Гале говорю:
— Ты как хочешь, а я всё-таки полезу за ними.
— Конечно, — говорит Галя. — Идём. Только там темно. Фонарик надо.
Побежали мы домой, нашли папин фонарик и полезли в подвал. Страшно же там! Кошки из углов выскакивают, как ведьмы; паутина везде, палки какие-то, бутылки, кирпичи ломаные. Потом Галя на дворникову лопату налетела, и — бац! — шишка на лбу. Всё облазили — нет ни Бубнова, ни Серёжки. Где у них другой участок?
Пришлось идти домой. А там уже мама пришла с работы. У неё голова болит, она легла на диван и просит нас потише. А мы, конечно, рады, что она нас не видит, потому что мы страшно вымазались в подвале. Мы только ждём, чтоб она заснула, — тогда можно будет хоть как-нибудь пальто отчистить. И в это время являются Бубнов с Серёжкой. В таком виде! Мы рядом с ними просто какие-то чистюли! А мама встала с дивана и поглядела на Серёжку. Что тут началось! Как она закричит:
— Несчастье вы моё! Ну что за уроды! Даже заболеть нельзя! Вот раз в жизни хотела полежать — так разве дадут! Что это за собачья жизнь, никакого отдыха! Всем можно болеть, а мне нет, да?
И пошла, и пошла… Серёжка знает, что она сейчас разойдётся, так и стукнуть может. Они с Бубновым тихо, тихо — и в кухню. А нам с Галей некуда деться, приходится слушать. Мама когда кричит, такая некрасивая делается! И всё у неё получается, как будто мы нарочно, ей назло пачкаемся. Хорошо только, что она у нас отходчивая.
Покричала-покричала и говорит:
— Ну, садитесь обедать. Только вымойтесь сначала.
Серёжка мне шепчет:
— Маша, это ещё не всё. На нас акт составили.
И правда, только всё успокоилось — папа пришёл; сели мы обедать — является тётенька из детской комнаты. Показывает на Бубнова и Серёжку.
— Ваши эти
— Наши, — отвечает папа.
А они встали из-за стола и молчат.
— Что случилось? — говорит мама.
— Да вот пришлось на них акт составить. Представьте: сидят в подвале, что выходит на улицу, и обливают прохожих из водяного пистолета.
Значит, они совершенно в другом подвале были!
— Ну вот, пожалуйста! — говорит мама.
А Бубнов Серёжку отодвинул — и к тётеньке:
— Это на меня надо акт составить. Это я придумал. И мы не обливали, а стреляли. И не во всех людей, а только в шпионов.
Тут все взрослые засмеялись, а папа говорит:
— Помешались на шпионах. Да откуда вы узнали, что это шпион?
— Мы по ногам смотрели, — объясняет Серёжка. — У кого ботинки заграничные и носки в полосочку.
Всё-таки тётенька велела папе подписать акт и ушла. А папа стал с Серёжкой и Бубновым разговаривать. Мы с Галей давно посуду вымыли, сидим в уголке, а папа всё им говорит чего-то, говорит… И вдруг Бубнов ему:
— А что вы от меня хотите? Это, может, ваш Серёжка соображает, а я разве могу соображать?
Папа очень удивился.
— Почему же ты соображать не можешь?
— Потому что у вашего Серёжки есть папа, у меня никакого папы нету. И маме со мной некогда. Она с утра как уйдёт — так я и остаюсь безнадзорный.
— Кто тебе сказал, что ты безнадзорный?
— Кто да кто… Люди говорят. Рот не заткнёшь. Был бы у нас папа хоть где-нибудь далеко — другое дело. А наш папа, наверное, подлец.
Галя меня толкает, а мне самой слушать стыдно и страшно. И про Галю думаю: ей-то не очень это всё приятно. Видно, Бубнов слишком расстроился, если такое говорит. И папа, я чувствую, не знает, что ему ответить. Но потом всё-таки сказал:
— Смотри, как ты здорово во всём разбираешься! Люди говорят, рот не заткнёшь! Да ещё и подлец! А может, твой отец — самый лучший на свете человек, а?
— Ну, как же? Он бы тогда здесь был.
— А может, его в живых нет. Он, может, герой — людей спасал и сам погиб. Откуда ты знаешь? Он небось не стал бы без разбору людей водой обливать.
Бубнов замолчал чего-то. И папа молчит.
— Папа! — говорит Серёжка. — Мы, знаешь, ещё карбиду достали. Хотели опыт сделать, но не получается.
— Ну, давайте сделаем, — говорит папа. — Где у вас карбид? Несите сюда. Сейчас подумаем.
Серёжка с Бубновым убежали, а мы с Галей гулять пошли.
Галя спрашивает:
— Ты Бубнова маму видала?
— Нет. А ты?
— Я видела. Она старая. Но хорошая, вот честное слово. Она его любит как, Сашку! Только ей некогда. И ещё она всегда плачет.
— А Бубнов по своему папе скучает?
— Нет. Он ведь его не видел.
— Галя! А ты… Скучаешь?
— Очень. Он ко мне приходит. У меня знаешь какой папа! Я его люблю. Только он редко приходит — в неделю раз. Когда мамы нет дома.
Как же это так? Папа от неё ушёл, а она его любит? И скучает. А Бубнов совсем своего папу не знает… Он, может, правда погиб…