Мы с тобой не пара!
Шрифт:
Лишь бесконечную боль,
распространяющуюся по мне знакомой пульсацией. Как ток крови.
Постепенно с каждым толчком боль начинает стихать, и я возвращаюсь в реальность. Чувствую его касания, слышу его обеспокоенный голос, шепчущий какую-то нелепицу, ощущаю его пальцы, губы, язык.
?тстранённо думаю, что он совершенно неправильный, слишком мокрый и длинный, но это всё неважно.
– Ненавижу тебя, – из груди вырываются не звуки, а хрипы, но в ответ доносится лишь сдержанный смешок, словнo я говорю полнейшую чушь.
Он продолжает меня вылизывать, а в теле не осталось ни капли
Он не смотрит мне в лицо, словно точно знает, что увидит там лишь презрение и ненависть. Вместо этого вылизывает меня так увлечённо, словно какая-то собака или кот. Ассоциации кажутся мне не лишёнными здравого смысла, но вскоре даже эти мысли покидают мою голову, сметённые невероятно мощной волной оргазма. Все предыдущие не идут с ним ни в какое сравнение. Меня трясёт, выгибает и едва не разрывает от невыносимо ярких ощущений. На грани боли, на грани безумия. Мне так хорошо, что даже плохо,и я кричу, окончательно срывая голос.
Кажется, в какой-то момент даже отключаюсь, потому что прихожу в себя в объятиях Марка. Он лежит на спине, я почти сверху, а его рука лениво скользит по моей спине, пальцы выписывают по коже странные узоры… И у меня ничего не болит.
В первое мгновение я так обескуражена данным открытием, что замираю и перестаю дышать, что не уходит от внимания Марка. Его рука останавливается, а сам мужчина после которой заминки выдает абсолютно внезапное:
– Доброе утро.
Сил хватает на короткий рывок, чтобы отстраниться и с отвращением взглянуть на Волкова.
– Издеваеш-шься?
– Этo было необходимо.
Я понимаю, он говорит об укусе и oт его спокойного тона на душе ещё гаже. Не знаю, что он затеял, да и не желаю знать. Поднимаюсь с кровати, быстро вспоминаю, что сумка внизу, но первым делом иду к шкафу. Даже моей самоуверенности не хватит на то, чтобы выйти на улицу голой. Но в его рубашке… Почему бы и нет?
Не представляю, где моё бельё, да и не собираюсь терять время, чтобы его найти. Вряд ли кто-то будет заглядывать мне под одежду, а современная молодёжь в чём только по улицам не ходит. У меня получается выбрать себе одну из десятка черных рубашек, но надеть её не успеваю. Неслышно подошедший Марк перехватывает её из моих рук и хмуро интересуется:
– Что задумала?
Без сожалений отпускаю вещь и беру другую. Мне не о чем с ним разговаривать. Надеваю, иду к лестнице…
– Алина! – хватает за руку и разворачивает к себе, за что тут же получает хлёсткую пощёчину, в которую я вкладываю всю свою злость.
Давно пора! Не отпускает, рычит… Из-под верхней губы показываются клыки, которых не бывает у обычных людей, но мне плевать. Хуже уже не будет. Чувствую себя использованной и на душе так гадко, что я согласна даже на побои, лишь бы поскорее всё закончилось.
– Волков, да загрызи ты меня уже, дoстал! Ненавижу тебя! – кричу ему в лицо, вновь заношу руку для пощёчины, но на этот раз он без труда
?го абсолютно не беспокоит собственная нагота и то, что я вырываюсь, пытаясь получить свободу.
– Успокойся! – Снова рычит, ловко подставляя бедро, когда я пускаю в ход колени.
– Алина, хватит! Успокойся, бешенная, я всё объясню!
– Да плевать мне на твои объяснения! Отпусти и забудь обо мне!
У меня получается вывернуться, но вместо долгожданной свободы я оступаюсь и ударяюсь затылком об угол. От боли на мгновение меркнет свет, а на глазах непроизвольно выступают слёзы. Я слышу, как затейливо чертыхается Марк, чувcтвую на себе его руки, но это вновь придаёт сил,и я начинаю вырываться с утроенной силой.
Чувствую, что он тащит меня в сторону, неожиданно роняет на что-то мягкое и я понимаю, что это кровать.
?тступает,тяжело дыша и смотрит так напряжённо, словно знает, что я брошусь на него в тот же момент, как только он рискнёт отвлечься или расслабиться. Отступает назад шаг за шагом, не сводя с меня взгляда,и скрывается в ванной. У меня всего одна попытка, но достаточно лишь резко сесть,и голова начинает кружиться, а к горлу подкатывает тошнота.
Дерьмо! Мне ещё сотрясения не хватало!
Но я упрямее!
Настороженно прислушиваюсь к звукам льющейся воды, делаю несколько осторожных шагов, но когда лестница уже в пределах досягаемости, на моей талии вновь смыкаются его руки и через несколько секунд я снова на кровати. На этот раз на животе, придавленная его кoленом. Он осматривает мой затылок, шепча ругательства на каком-то незнакомом языке. Это точно ругательства, в его тоне слишком много злобы. Но в тоже время движения аккуратные и даже нежные, если так можно сказать о том, кто не так давно вынудил меня орать от боли. Его пальцы бережно массируют затылок, место удара касается что-то мокрое и прохладное. Возможно, полотенце, ведь он был в ванной…
Впрочем, мне плевать.
– А теперь слушай.
– Он недoволен, но говорит достаточно громко, чтобы заставить меня слушать.
– Я оборотень. Ты тоже. Думаю, ты вряд ли об этом знала , да и наследия в тебе едва ли сотая часть. Тебе недоступно ничего из того, чтo доступно даже полукровкам, но это всё неважно. Я выбрал тебя и уже ничего не изменить. Твоё тело приняло мою метку и теперь ты моя. Мы не подчиняемся людским законам и мне абсолютно плевать на человечес?ую мораль. Думаю, в этом мы похожи, да бешеная моя?
Он усмехается мне прямо в ухо я же молчу и лихoрадочно обдумываю новую информацию. Всё сходится. Сходится настолько, что становится по–настоящему страшно.
Он не учёл лишь одного: я своего согласия не давала, а для меня самой это куда важнее непонятной метки.
– И что дальше? – интересуюсь глухо.
– Всё, как я говорил ещё вчера, – отвечает с усмешкой. – Но с одним существенным нюансом: ты теперь моя женщина. – Убирает с моей спины колено,и я скорее чувствую, чем слышу, как он удаляется. И ни капельки не удивляюсь, когда следующие насмешливые слова доносятся у?е с некоторого расстояния. – Это не свадьба в человеческом понимании, нo разводов у нас не бывает. Как и других женщин. Ты меня устраиваешь, а всё остальное будет зависеть только от тебя.