Мы с Варварой ходим парой…
Шрифт:
Выползли на свою лужайку (даже больная собака не должна присаживаться на ближайший к подъезду газон, таково мое убеждение. Ну разве что совсем при смерти. Но мы вполне могли доковылять до лужайки).
У всех, кто это видел, в душе родился… ну не стон, конечно, но вздох сочувствия. «Собачка лапку поранила!». А один пацан даже дверь подержал открытой, пока мы по ступенькам поднимались.
Вечером я сделала то, чего мне давно хотелось. Включила телевизор, бросила пушистый плед, которым застилаю кровать, на пол, туда же подушки,
Варик радостно задрыхла, засопела, доверчиво положив голову мне на руку. Рука тут же затекла… Так мы и валялись, разбрасывая вокруг обертки от творожных сырков — гулять так гулять!
Боль в ее лапе как будто чуть успокоилась, и ночь Варя провела спокойно. Спали мы каждая на своем «месте» — все-таки у нас не Калифорния, на полу человекам холодновато. Но утром плед убирать уже не стала. Пущай лежит!
Варик широкий жест заценила, валялась на пледе во всех позах, делая вид, что спит, пришлось ее даже поднимать на утреннюю прогулку.
Гуляли опять мало и хромая. Но уже без страдания на морде. Надеюсь, такой я ее и увижу сейчас, когда вернусь с работы. Без страдания на любимой плюшевой лукавой чёрной морде.
Лапа, кстати, у нас прошла на удивление быстро… Буквально вечером. Когда на прогулке встретились со знакомым доберманчиком. Варвара, забыв про свои страдания, галопом понеслась к другу. «Хм, — подумала я, — странно. Вчера на лапу наступить не могла, а сегодня скачет как новенькая… Неужели «как на собаке» зажило?» Что это было, я так и не поняла. Поняла только одно — лапы сильно «болят», когда надо идти на тренировку. Ну так ноют, так отваливаются…
Вот и еще одна «хромота» появилась после тренировки, на которой нас гоняли так, что мало не показалось. (Я бы и сама симулировала какой-нибудь шизоидный припадок, если бы это помогло…) Но, надеюсь, столь коварный план — прикинуться инвалидом, посетил только мою, искушенную в поисках отмазок, голову. А Варвара, за неимением доказательств обратного, будем считать, действительно сильно ушибла лапенцию.
Повышенная порция ласк, правильных угощений, пониженных нагрузок и отмена витамина «Р», в простонародье — ремня, должны приблизить выздоровление.
Опять валялись на пледе, который уже прочно прописался на полу. Пихались в бока, боролись в щадящем режиме, лизались, терли за ушами, придумывали всякие смешные прозвища и необидные обзывалки вроде: «А Варька нюхает какашки!». Извините, конечно, за неинтеллигентный юмор, но меня так рассмешила эта обзывалка (что-то вроде детсадовского «А у тебя трусы видно!»), что я хохотала, как ребенок, впервые увидевший «Ну, погоди!».
Варик, которой в общем по барабану и трусы, и название субстанций, которые она нюхает по кустам, просто радовалась моему хорошему настроению, весело открывала пасть и делала вид, что сейчас будет грызть мои руки. Не грызла… Начала, наверное, соображать, что может влететь за неосторожную эксплуатацию хозяйки.
Потом мы валялись на спине, раскинув лапы, высунув языки (причем обе, мне было интересно попробовать — в чем прикол,
Но иногда на меня накатывает черная меланхолия и чувство вины. «Хороша, — думаю я о себе, — днем и ночью луплю по клавишам, рассказывая про свою собаку, про наше с ней дивные взаимоотношения и мое супер-пупер ее понимание, в то время, когда сама собака, утром гулявшая пять минут и вечером полчаса, все остальное время сидит в дому одинокая». Про пять минут — художественное преуменьшение, но про одиночество — правда. Ничего, Варюха, будет и у нас когда-нибудь полный дом мужей и детей! Будет и у нас Новый год! Все еще у нас будет.
Пишу после двухчасовой прогулки, которую устроила, усовестившись своих же дневных слов. К тому же у нас отменилась поездка на выставку (во-первых, течем, во-вторых, не нашлось к кому подсесть в машину, чтобы отвезли), на сэкономленные деньги купила Варварушке вкусненького.
Девочка нагулялась, поужинала «дичью в соусе», а сейчас лежит на боку, лениво грызет боольшую косточку и удовлетворенно попукивает. Не усвоилась дичь, что ли?… У нас как назло (только я узнала, как вести себя в дождь!) наступило бабье лето.
А фонарик все-таки начну присматривать. И этот, как его, ошейник с мигалками. А лучше с полифонией. Представляете, пришпандорить к ошейнику телефон. Собака только в травке наклонится, ты ей звонишь с тротуара и ядовитым голоском: «Привет, подруга, чем занимаешься?»… А она тебе в ответ бубнит что-то невнятное: пасть-то занята…
Рассказики выложу сегодня. Обещала — сделаю… Сейчас пристрою Варвару набирать, а сама буду ходить по комнате и, заложив руки в проймы жилетки, диктовать…
(Стенограмма): Пишешь? Поехали! Итак… Варя мне тут подсказывает, что мы любим дождь. Пожалуй, соглашусь. Я-то точно люблю, хотя и прозвали меня наши добрые собачники «пчела Майя»: под куртягу надеваю сто пятьдесят свитеров и получается такое бочкообразное тельце на относительно тонких ножках. Да, подчеркни, что «относительно». Украшают композицию не сильно модные резиновые сапожки и зонт. Переваливается по дорожке этакий ворох одежды под зонтиком-грибком, а рядом — босая собака.
Но босиком по лужам — оно даже веселее… да, Варвара? Веселее или нет? Вот и я говорю. Можно с разбегу тормозить, поднимая тучи брызг. Можно замереть посреди лужи и торчать, как маяк на острове, выглядывая одиноких прохожих. Можно бегать где угодно: по грязи, по траве, по земле — после луж все равно. Правда брюхо пачкается, но из этого проблему делает только мама-чистоплюйка. Так, вот этот оборот мне не нравится, напомни, чтобы потом я его переделала. На чем мы остановились? Мама делает проблему… Да и то, когда не торопится на работу. Хотя фланелевой простыней вытрет обязательно.