Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума
Шрифт:
— Нет, вот это будет порнография, — возмутился режиссер.
— Может еще сетчатые чулки с подвязками?
Для разрешения вопроса решили обратиться в суд. Решение судьи поражает соломоновской мудростью: Поскольку в этом возрасте пол ребенка определить невозможно, разрешить оставить рекламу без лисрчика, и от себя, "не для протокола", добавил:
– — Вы, на всякий случай, просто не говорите, что это девочка.
Емельян приходит в библиотеку в Манхэттене. Обычно на первом этаже беллетристика, справочная литература, география и литература на иностранных языках,
Емельян поинтересовался у библиотекаря, чем вызван интерес библиотеки к столь специфической тематике.
— У нас месячник педерастии, — буднично ответила библиотекарь. — Как обычно, каждый февраль.
— А-а... Я вообще как-то ближе к скотоложеству, — доверительно сказал Емельян. — Мне, наверное, стоит зайти в марте?
Библиотекарь с сомнением:
— Не знаю, я не слышала о планах на март, вы посмотрите по каталогу.
Женщина-гомосексуалист — любит только мужчин.
Язычники — племя лесбиянок.
Языкознание — курсы повышения квалификации для лесбиянок.
Популярные у лесбиянок проклятия: "Чтоб у тебя язык отсох!" и "Прикуси язык".
На интервью одна иммигрантка на вопрос, как у нее с языком, ответила:
— Прекрасно, только английского не знаю.
Фальшивоминетчица
На Брайтоне один иммигрант говорит другому:
— Чего ты сломя голову несешься на каждый концерт, как только кто-то приезжает из России? Там же одни голубые!
— Меня это не волнует — я дальтоник.
Язык до Киева доведёт - лесбиянка в дороге.
В Москве, на презентации, одного известного деятеля спросили, что он думает о ситуации в России. Подвыпивший, он ответил прямо:
— Мы все в жопе, и, при том, как складываются события, скоро мы все будем в глубокой жопе.
Присутствующие на презентации педерасты бурно заопладировапи, встали и хором запели "Интернационал".
Министр юстиции лесбиянка госпожа Рина сказала:
— Если белый оставляет машину открытой — это акт расизма, т.к. тем самым он провоцирует нефа ее украсть. Это недопустимо, и с подобным расизмом необходимо бороться.
В дальнейшем этот шедевр логической мысли получил естественное продолжение: женщину, избитую и изнасилованную фуппой негров в Центральном парке во время утренней пробежки, также обвинили в провокации — ребята мирно сидят на дереве, как вдруг мимо бежит женщина, да еще в шортах, а не в водолазном костюме, естественно, мальчики возбудились. Так мало этого, она даже не осознала свою ошибку, не раскаялась
Расизм чистейшей воды! Чего ты вообще выходишь на улицу, ты же знаешь, что тебя там ждет негр со стоячим, зачем же его провоцировать?
Я заметил, что в Америке грабители, насильники и убийцы отличаются повышенной чувствительностью: на суде адвокат, защищая нефа, под давлением неопровержимых улик признал, что да — его подзащитный действительно убил семью из четырех человек, включая двух малолетних детей, но попросил жюри присяжных учесть, что в детстве он был хороший мальчик, не обижал животных, до третьего класса хорошо учился, и не его вина, что жестокое расистское общество довело его до такого состояния.
Убийца, слушая речь своего адвоката, от умиления к себе расплакался.
Когда по телевизору показывают арест очередного уголовника, он всегда рукавом или воротником куртки закрывает лицо от камеры — чувствуется, что ему неудобно перед коллективом.
Негр ограбил и убил хозяина продуктового магазина на глазах у находившихся там покупателей. Располагая показаниями свидетелей полиций начала розыск преступника — нефа определенного возраста, роста и т.д. Возмущению негритянской общественности не было предела: почему каждый раз, как что-нибудь случается, полиция ищет черного? Почему она не пытается найти белого?!
Антон Павлович Чехов жаловался, что у него не было детства. Была няня, были игрушки, но не было всех разновидностей. Узнав об этом, я очень переживал за писателя. Когда я родился, а я был седьмым по счету, родители были так замотаны, что меня не зарегистрировали в ЗАГСе, так что я понятия не имею, сколько мне лет, и до сих пор иду как малолетка. Воспитывался я на улице, там же доставал жратву и выживал. Из игрушек у меня был только собственный член. Тем не менее я глубоко уважаю Чехова и охотно признаю, что он один из немногих писателей, которые выше меня. Он был выше меня на два сантиметра.
Я живу в Нью-Йорке в государственном доме и получаю пенсию, однако многие не сомневаются, что я мультимиллионер. Как-то я должен был встретиться с одним из таких людей, и он звонит, чтобы узнать, как меня найти.
— Привет, так где твой особняк? Я ему диктую адрес.
— Э-э, знаешь, за рулем сложно рассматривать таблички. Его, как, легко узнать? У тебя перед ним там есть сад, сронтаны?
— Фонтанов нет, но есть сад.
— А сам особняк большой?
— Да довольно приличный.
— На сколько комнат?
— Ты знаешь, честно говоря, как-то руки не дошли пересчитать, но думаю, комнат сто двадцать наберется.
— Ну, так это очень большой, даже непонятно, зачем тебе такой.
— Так я его делю.
— А-а, а с кем?
— С государством.
— С государством? Не понимаю, зачем тебе понадобилось государство... Но, это, в основном твой особняк?
— Да нет, я бы сказал, что его.
— Ничего не понимаю. Ну ладно, так как мне тебя найти?
— Очень просто. Как приедешь, спросишь, где государственный дом для нищих.