My Ultimate Summer Playlist
Шрифт:
– Надеюсь, угостить тебя мороженым входит в бюджет мероприятия? – спросил Шон, направляясь к Грин парку.
– Смотря каким, – улыбнулась я и окончательно расслабилась. – Спрашивать, куда ты меня ведешь, бесполезно, да?
– Догадливая, но, если что, это не темный угол в парке.
– Да что ты! А я-то уже размечталась. Темные аллеи… Извини, Шон, но на маньяка ты не тянешь. Даже с приличной натяжкой.
Мы поблуждали по парку, съели мороженое и даже не одно. Я изо всех сил пыталась не язвить и быть милой. Видимо, у меня это получалось лучше, чем представлялось со стороны. Шон ведь не сбежал. Мы вышли из парка и свернули на одну из узеньких
– А кто-то обещал, что никаких темных углов не будет, значит, темные подворотни не в счет, – улыбнулась я парню, а сама подумала, что вздумай сейчас нарваться на грубость и довести его до ручки, то вовек отсюда не выберусь. Буду блуждать, как герой прославленного романа Виктора Гюго, пока не попадусь шайке отпетых мошенников и пиратов, примкну к ним и «стану пиратом-гадом, всех поставлю»* кхм… поставлю на место, в общем.
– И темные клубы тоже, – после очередного поворота он подал мне руку на крутой лестнице в полуподвал.
Мы оказались в одном из помещений, которые и без обработки в фоторедакторе выглядят, как старые выцветшие снимки. Грубые стены из камня, старые столы в царапинах, скрипучие стулья из разных наборов, приглушенный свет и воздух, будто с браком, как на пленке (нет, я не под ЛСД, но была бы, объяснила лучше). Что-то неуловимое, похожее на сигаретный дым без запаха всегда витает в таких местах. Давно же я не бывала в уютных подвальчиках андеграунда. Еще со Львова. А это, соизмеряя с темпами развития моей биографии, все равно, что в прошлой жизни.
Зал был пуст, лишь несколько столиков сиротливо жались друг к другу в нишах, хотя ясно было, что в любой другой день ими была заставлена вся площадь клуба. Сейчас же на полу лежали кариматы и пледы. Мы тоже получили свой набор на входе. Публика собралась весьма разношерстная и, вздумай я надеть корсет вместо майки или прямо поверху, не была бы самой “пестрой”.
– Куда ты меня привел? – я была удивлена, действительно удивлена. Шон мне не казался парнем, который знает о таких вот подпольных собраниях на кариматах в центре Лондона. Меня все больше и больше пробирало “чувство, которое словами можно выразить только по-французски”**, будто я попала в прошлый век в один из клубов Нью-Йорка. А когда публика соберется и в достаточной мере наберется дешевого чернильного пойла, на сцену выйдет Аллен Гинзберг и затянет свой «Вопль».
– Увидишь, – улыбнулся моей реакции Шон.
Мы уселись на пол и укутались пледами, взяли мате, и почти сразу на сцену вышел парень, сидевший в первом ряду, достал потертую тетрадь и без вступления начал читать… стихи. Боги, машина времени перенесла меня во времени и пространстве! Та же простая речь, яркие образы и смысл на грани скандала. Его я слушала, как откровение, наверное, так же действовали на людей Грегори Корсо, Майкл Макклур и Фрэнк О’Хара. Дальше парня сменил следующий чтец, и цепочка не обрывалась. Кого я слушала со всем присущим мне вниманием, кого напропалую обсуждала с Шоном, высвобождая долго сдерживаемые потоки сарказмов.
Настала пауза и я подумала, что это конец или антракт, но все собравшиеся обернулись к нам. Я непонимающе воззрилась на Шона.
– Ты же у нас литературовед. Не верю, что у тебя не найдется пары стихов в загашнике. Вход сюда строгий: или поэт, или с поэтом. Вот я и представил тебя поэтессой. Знал, что просто так ты не согласишься, – проговорил он мне скороговоркой.
*Мама говорила, носи с собой сковородку или рогач для печи, сейчас
– Если бы ты предупредил меня, то я бы тетрадь, как тот первый, прихватила, – буркнула я и поплелась на сцену.
– Спичи до меня тут никто не говорил. Но благодаря друзьям, которые сообщают о чем-то важном в последний момент, а еще чаще, когда уже поздно, – толпа согласно закивала, – мы оказываемся в щекотливом положении. Я, к примеру, оказалась частью реминисценции бит-культуры. Парень, который притащил меня сюда, просто прикрылся мною, как щитом. Я с ней, она – поэтесса. Хотя, признаюсь, за последний год я не писала ничего поэтичнее магистерской по Чарльзу Буковски. За что искренне прошу прощения у вас, лондонцев, ибо ваш город потрясающий и стоит тысяч признаний в любви в стихотворной форме. Но, поскольку мне не дали подготовится, читать я буду на родном мне украинском. И, чтобы не утомлять вас, это будет одно стихотворение, частично связанное с вашим прекрасным городом. Надеюсь, вы меня поймете, ведь поэзия – универсальный язык.
Я глубоко вдохнула и закрыла глаза, представляя себе написанные больше полутора лет назад строки.
Прочитав последнюю, я улыбнулась и спустилась в зал. Не помню, в каком настроении и почему я писала это, но сейчас на меня обрушился весь смысл предугаданных событий. Видимо, я читала последней в этой части программы, по крайней мере. Все говорили, как им понравилось, хотели «урвать» кусочек экзотики, пообщаться с украинкой. Ведь некоторые из них даже о существовании такой страны не слышали, а те, кто знал, думали, что язык у нас общий с северными соседями – великий и могучий русский. Среди заинтересованных была даже девушка с отделения украинистики. В тот момент, когда она пристала ко мне с расспросами, я почувствовала себе в программе “В мире дикой природы” в роли последней. Пренеприятнейшее ощущение. Больше никогда не буду смотреть Animal Planet.
Сквозь толпу пробивался Шон, который пытался украсть меня у этого пестрого балагана, но не тут-то было. В антракте поставили музыку, все разбились по кучкам и знакомым. Я разговаривала парнем, который открыл вечер. Крутили старый добрый бибоп, от которого поднимало настроение, срывало крышу и хотелось танцевать на пределе возможностей.
Кто-то, заметив, как я отбиваю ритм ногой, подошел и пригласил меня на танец. Мы веселились. Вдвоем. Даже эта раскрепощенная толпа вокруг приценивалась к нашим действиям. Но на следующей песне к нам присоединилось еще несколько пар, а дальше я смогла вытащить Шона и под конец вечера опять его вымотала. Я тоже устала, поэтому мы не оставались до победного конца и уехали на ночном автобусе. Я убеждала его, что доеду сама, но он решил проявить чудеса галантности и довести до двери. Спорить не было сил, и я опустилась на сидение, упершись лбом в холодное стекло.
– О чем было стихотворение, которое ты читала?
– О пагубной привычке ложится в +2 по Киеву и необходимости вставать по Гринвичу, – сказала я и закрыла глаза.
Ему хватило чувства такта не вытягивать из меня ответ. Мы чинно попрощались у двери, и я поплелась спать. Нет, «поплелась» будет слишком громко, ведь я не хочу разбудить Анну и получить -100 к карме. С моим неопределенным графиком я уже давно переняла бесшумность и виртуозность ниндзя в перемещении по квартире. Это помогало мне незаметно сбегать на ночные прогулки в два или даже в три ночи. И нет, ни одного маньяка за время проживания в Лондоне я не встретила. Только одинокие улицы и фонари.