Мы умели верить
Шрифт:
И вместо того, чтобы пожать ему руку, она стиснула его бицепс.
По пути обратно в галерею он шел навстречу ветру, который к тому же усилился. Йель наклонил голову и стал похож на разъяренного быка. Он не был уверен, что именно пообещал, да и было ли это обещанием. По большому счету, не более чем возможность дальнейшего диалога. Как это нелепо, когда тебя песочат и предостерегают насчет шкуры неубитого медведя. Он искренне сочувствовал Сесилии, но во рту у него было кисло, а кожу хлестал ветер.
У Йеля и Чарли давно лежали билеты в «Виктори-гарденс», они хотели увидеть Джулиана в «Гамлете».
– Ну, – сказал Джулиан,
Постановкой занималась труппа «Дикий гвалт», они играли свои спектакли в разных театрах, в те вечера, когда там ничего не шло.
Это была последняя сценография Нико. Едва завершив наброски, он заболел, и компания воплотила его видение со всей возможной бережностью. В мир театра Нико ввел Джулиан, и он же познакомил его с труппой. Просто Нико был таким парнем, что всем хотелось что-то сделать для него. Он всегда так простодушно улыбался и выглядел таким польщенным любой услугой, которую ему оказывали.
Йель примчался домой из Эванстона и сменил свои заляпанные слаксы, но оказалось, что Чарли неожиданно расхотел идти в театр. Он лежал на кровати, уставившись в потолок.
– Видел отзыв в «Ридере»? – сказал он. – Они написали, спектакль «обескураживает».
– Это «Гамлет», – сказал Йель. – Он и должен обескураживать.
– Ты знаешь, сколько идет эта пьеса? Мы состаримся раньше, чем она кончится.
Йель сбросил шлепанцы и опять всунул ноги в туфли Нико. Они чуть растянулись, кожа как следует обхватывала его пальцы.
– О, – сказал Чарли, – кажется, звонил твой папа.
Отец всегда звонил Йелю в первых числах месяца – достаточно регулярно, чтобы Йель увидел в этом нечто механическое, пункт в его списке дел, вроде проверки батареек в датчиках дыма. Йель не видел в этом ничего обидного – просто его отец всегда мыслил так по-бухгалтерски. Но если трубку брал Чарли, Леон Тишман не просил ничего передать сыну, а только бормотал, что видимо ошибся номером. Пять лет назад, когда Йель только влюбился в Чарли и был готов трубить об этом на всю округу, он пытался сказать отцу, что нашел себе пару. Но отец в ответ произнес что-то вроде «боп-боп-боп-боп-боп», словно на линии возникли помехи, и повесил трубку.
– Да, как раз подошло время для его звонка, – сказал Йель.
– Ага, но он ничего не сказал. Как-то необычно. Только подышал мне в ухо.
– Возможно, это был твой тайный воздыхатель, – сказал Йель. – Он глубоко дышал?
Но Чарли не поддержал шутку.
– Может, это был кто-нибудь еще? – спросил он. – Потому что все же странно.
Йелю не понравилась направление мыслей Чарли. Он мог бы высказать недовольство или развеять его опасения, но он сказал:
– Нико обещал доставать нас с того света.
Чарли перевернулся, уткнувшись лицом в подушку.
– Мне правда никуда не хочется сегодня, – промямлил он.
– Ладно тебе, вставай. Давай просто высидим первую половину, чтобы ты мог сказать, что видел декорации.
– Я действительно хочу их увидеть. Я просто не хочу смотреть эту пьесу.
– Что не так? Джулиан? Я чего-то не улавливаю. Мы не можем вот так растерять друзей только потому, что у тебя очередная паранойная фаза.
– Не начинай, – сказал Чарли.
Йель хотел было ответить, что начал как раз не он, но Чарли сел на кровати и выдвинул ящик комода, чтобы достать носки.
Все роли, в том числе
58
В оригинальной фразе «What a piece of work is a man» слово man означает не только «человек», но и «мужчина».
Декорации Нико были блеклыми и постапокалиптичными. Гамлет, очевидно, жил не в замке, а на бульваре – кругом пожарные лестницы и мусорные баки. В этом была своя странная красота, несколько в духе «Вестсайдской истории» [59] . Йель подумал, что, если бы Нико видел это, он бы захотел добавить яркости, граффити, света.
Джулиан на сцене был, как и всегда, в своей стихии. Его темные волосы сияли, словно влажная краска.
В старших классах Йелю хотелось иметь актерскую жилку. Его не прельщала судьба маргинала, но он отчаянно хотел, чтобы ему было о чем поговорить с ребятами из этого мира, без тени стеснения певшими и танцевавшими сцены из «Парней и куколок» [60] и «Камелота» [61] . Но одна мысль о том, чтобы выйти на сцену, ужасала его посильнее стигматов. Он не смог бы и рта раскрыть.
59
West Side Story – мюзикл 1961 года, реж. Роберт Уайз и Джером Роббинс, адаптация «Ромео и Джульетты» У. Шекспира.
60
Guys and Dolls – музыкальный фильм 1955 года, реж. Джозеф Манкевич.
61
Camelot – мюзикл 1967 года, реж. Джошуа Логан, по мотивам легенд о короле Артуре.
Он упомянул об этом между делом своему психоаналитику в Мичиганском университете, и тот периодически высказывал предположение, что Йель не столько гомосексуал, сколько одинокий человек.
«Возможно ли, что эта страсть возникла у вас из-за матери? – спросил он. – Из-за страстного желания соединиться с нею через театр».
И Йель отмахнулся, сказал, что дело совсем не в этом. Но с тех пор его преследовала мысль, что все может быть даже проще – возможно, у него латентный театральный ген, который внешне никак не проявился, но периодически он чувствует его внутри себя.
На середине первого действия Йель заметил Эшера Гласса двумя рядами ближе к сцене. Софиты просвечивали его уши, делая их прозрачными, так что Йель видел узор вен.
Во время антракта они нашли Эшера в фойе, у прилавка с футболками и книгами, которые продавала труппа.
– Неплохо, да? – сказал Йель.
– Господи, не знаю. Не знаю, зачем я здесь. Не могу сосредоточиться, а ты?
– Я думаю, это нормально – отпускать свой ум в свободное плавание.
Эшер оглянулся с отсутствующим видом.