Мы вернемся осенью (Повести)

Кузнецов Валерий Николаевич

Сократ сел на место. Лейтенант снова заходил по комнате.

— Стало быть, Сократа все-таки знаете?

— Знаю, — устало кивнул старик.

— Чего ж... испугались?

— Гражданин лейтенант, мы с вами не на юридическом факультете. Здесь чем меньше знаешь, тем лучше. И... простите за откровенность: вы сейчас пойдете домой и будете по дороге вспоминать, как выжимали из меня пот, а я в это время буду держать ответ перед соседями по нарам, зачем меня вызывали к «куму», что спрашивали

и что я отвечал...

— Не прибедняйтесь, — лейтенант поднял руку. — Вы заключенный авторитетный. Кто потребует от вас отчета?

— Ну... — Сократ скорбно развел руками. — Простите, но вам, очевидно, плохо известны наши порядки. (Уводи его. По самолюбию, по самолюбию — это больней, чем по морде. Все забудет.)

— Возможно, — согласился лейтенант, — хотя у меня другое мнение на этот счет. Однако к нашему брату вас вызывают едва ли не чаще других — и все же вас никто не трогает. А вот, например, какой-то несчастный Казанкин всего раз был здесь — и пожалуйста! Испинали, как собаку. Слыхали?

— Казанкин? (Вызвали к «куму»? Отлично! Ты вызовешь его еще раз — или я не Сократ. И тут-то я буду ни при чем, если с ним что-нибудь...) Что-то такое...

— Роман Григорьевич, — лейтенант постучал пальцем о крышку стола, — вы отлично знаете об этом. Не ставьте себя снова в дурацкое положение!

— Да, конечно, я слышал, но... (Вот мусор цветной!)

— От кого?

— Ну, в зоне же... знаете... слухи, они... (Спокойно!)

— Конкретно!

— Н-не помню.

— Роман Григорьевич!

— У-увольте, гражданин лейтенант. Ей-богу...

— Напомнить?

— Как угодно. (Ну? Ну? Спокойно! У него нет фак...)

— Казанкин.

— Что Казанкин? (Что Казанкин? Говорил с ним? Когда?)

— Казанкин вам разве не говорил?

— Господи, да что? (Покололся Казанкин? Или этот... ловит?)

— Что он лежал в лазарете?

— Ну — говорил. (От кого он узнал? От Казанкина?)

— Он что — знакомый ваш? Земляк?

— Нет, нет! То есть... Я его вообще не знаю.

— Тогда какого черта он из лазарета пошел прямиком к вам, к незнакомому заключенному, сообщать вам о своем здоровье?

— Да не так же все было! Не так! — отчаянно закричал Сократ.

— Хорошо. Расскажите, как все было.

Сократ вытер рукавом пот и огляделся. Что это? Он кричал? Нет. Это потом. Главное... что главное? Ах, да: он влип. Он сказал, что Казанкин заходил к нему и говорил... Что говорил? Почему лейтенант взял бумагу? Объяснение? А потом им будут трясти перед Казанкиным, и тот вообразит невесть что? Нужно срочно играть назад!

— Гражданин лейтенант, я ничего говорить не буду.

Лейтенант поднял брови.

— Вы понимаете, что мнение, которое сложится после этого ответа, будет не в вашу

пользу?

Сократ облизнул губы.

— Вы еще были, извините, мальчишкой, когда я ушел в зону. Вы верно сказали, я авторитетный «зэк», чего там скрывать. Но этот авторитет дался, поверьте, нелегко. И не хочется, чтобы сейчас, когда мне за шестьдесят, я превратился... из-за какого-то клочка бумаги... из-за того, что у вас нервы покрепче моих. Я хочу дожить до конца срока... Выйти отсюда. Прошу вас — не лишайте меня этой возможности!

Лейтенант задумчиво погладил пальцами белый лист. Вздохнул.

— Не хотите — не надо. Но все же — без бумаг: зачем к вам заходил Казанкин?

— А он не ко мне заходил. (Господи ты боже мой! Ну конечно, не ко мне!)

— К кому же?

— Он искал кладовщика. (Да, да! Он же вначале его спросил!) А потом... я увидел синяки... Спросил, и он неохотно, так, ответил, что выписался из лазарета.

Сократ напряженно смотрел на лейтенанта. Тот думал о чем-то, барабаня пальцами по бумаге.

— Нашел он кладовщика?

— Не знаю. Я вымыл полы и ушел.

— Ладно, — лейтенант убрал бумагу в стол, — можете идти.

Сократ медленно встал, на ватных ногах подошел к двери, потоптался. (Рискнуть? Надо рискнуть.)

— Гражданин лейтенант.

— Да?

— Если это останется между нами...

— Что именно? — нахмурился лейтенант.

— Мне показалось... Только пожалуйста...

— Хорошо, хорошо, я понял. Что вам показалось?

— У него был чифир в кармане.

— Вы не ошибаетесь?

Сократ обиженно усмехнулся.

— Десять лет по лагерям... Впрочем, может и ошибаюсь. Во всяком случае, свидетельствовать это официально не намерен. Разрешите идти?

— Идите.

— Вы... будете говорить с Казанкиным?

Лейтенант укоризненно покачал головой.

— Я понимаю... это не мое дело, — заторопился Сократ, — но все-таки очень прошу вас ответить на мой вопрос.

— Буду.

— Тогда сделайте так, чтобы мне не пришлось жалеть о том, что я сказал вам здесь.

— Не бог весть что вы здесь сказали, Роман Григорьевич, — улыбнулся лейтенант, — но я сделаю так, что ни тени подозрения по отношению к вам у Казанкина не будет. Устраивает?

— Спасибо, — Сократ наклонил голову и уже совсем не по правилам произнес: — будьте здоровы.

...В бараке ждала новость: Казанкина отправили в изолятор.

— За что?

— Чифирнули с Пряником. Забалдели, титан свернули... Погуляли.

Удача!

На следующее утро, убрав на складе, Сократ по пути к бараку завернул в курилку. Присел на скамейку, не спеша вынул папиросу, знаком попросил огня у курившего рядом заключенного. Затянулся.