Мы воевали на Ли-2

Горностаев Николай Михеевич

А к ним уже мчались наши кавалеристы и санитарная машина. Она увезла Савиченко и Кнура. Когда взошло солнце, в двух километрах от деревни Ситно, Новгородского района на опушке леса похоронили воздушного стрелка — Александра Семеновича Ульянова. Рядом со сгоревшей машиной. Без салюта, без прощальных речей.

— Война закончится, надо к Саше вернуться, — Сказал Олейников. — Он нас всех спас.

Той же ночью, после выполнения задания, был сбит и сгорел экипаж Ли-2 лейтенанта В. И. Пузикова. С ним погибли штурман лейтенант Н. Н. Безвитный, стрелок-радист старшина Н. А. Бобров, воздушный стрелок сержант И. Г. Мартынюк.

Из 102-го авиационного полка ушли первые похоронки. Наши

боевые товарищи отдали жизнь за то, чтобы во 2-й ударной армии кто-то смог остаться жить. А позже Военным советом Северо-Западного фронта всему личному составу полка за успешное выполнение заданий по оказанию помощи 2-й ударной армии была объявлена благодарность.

…После выполнения транспортно-десантных операций мы получили, наконец, по-настоящему первое боевое задание: всеми экипажами полка нанести бомбардировочный удар по скоплению эшелонов противника на станции Щигры, в 25 километрах восточнее Курска. Удар произвести ночью с высоты 3100 метров. Интервал между самолетами — одна минута. Готовиться мы начали с утра. Возле каждой машины — укрытой и замаскированной, хлопочут техники, метки, мотористы. Нужно проверить каждый прибор, механизм, винтик. Отказ системы или агрегата в воздухе сам по себе опасен. Если же он случится над территорией, занятой врагом, — опасней во много раз. К тоже мы летаем ночью, и при вынужденной посадке считывать на удачу не приходится. Простые эти истины хорошо известны каждому из тех, кто готовит вылет к вылету. Поэтому мы еще и еще раз проверяем работу всех систем.

К вечеру подвезли бомбы — в ящиках мелкие, в больших деревянных клетках — тяжелые ФАБ-250 [2] . Механики по вооружению распаковывают их, очищают от смазки, выправляют стабилизаторы. Лебедками бомбы подвешивают под Ли-2, ввертывают взрыватели. И пулеметы заправляются патронные ленты. От машины к машине переходят старшие техники по вооружению лейтенанты М. И. Короткой, Е. К. Незнамов, М. Коваленко, инженер полка по вооружению капитан А. П. Лищенко. Их задача проверить готовность оружие к бою, бомб — к удару по врагу.

2

ФАБ-250 — фугасная авиационная бомба, 250 килограмм, предназначенная для поражения военно-промышленных сооружений, мостов, складов, морских транспортов и т. д. Фугасные бомбы поражают цель ударным действием и ударно-взрывной волной

К вечеру, когда солнце устало палить землю и стало снижаться за лес, прибыли экипажи. Я лечу в экипаже Щуровского вместе с Сергеев Олейниковым. Машину этому экипажу дали новую, пришлось на ней поработать, чтобы избавить себя от неожиданностей в боевом полете. Наш Ли-2 стоит первым в строю на линейке. Мимо проходят командиры остальных машин: заместитель командира полка по летной части капитан В. И. Лебедев, старшие лейтенанты А. Р. Сальнов, И. Н. Владимирцев, В. В. Когутенко, К. Я. Меснянкин, Н. М. Петриченко, А. В. Батов, Н. И. Рыбин… На их лицах та особая отрешенность, которая появляется лишь перед боем.

Темнеет. Яркие мерцающие звезды усыпали небо. Взлетаем. Щуровский мягко, точно пилотирует машину.

Ровно гудят моторы. Земля внизу лежит черная, затаившаяся. Ни огонька, ни признаков жизни. Самолет словно застыл в воздухе, и только залитые лунным серебром речушки, медленно проплывающие внизу, да приборы говорят о том, что мы идем к цели.

Вышли на нее точно. Справа в темноте разрастается пожарище, скользят по небу лучи прожекторов, рвутся зенитные снаряды.

— Соседи станцию Курск обрабатывают, — кричит мне Олейников. — Но я им не завидую,

там зениток натыкано — места живого не найдешь.

Однако внизу услышали и нас. Ярко-голубые снопы света метнулись впереди, ушли вправо, влево, перекрестились, спутались, заплясали. Серые облачка зенитных разрывов повисли чуть ниже нас… Небо ожило.

— На боевом! — крикнул штурман.

Короткий удар под правое крыло — воздушная волна от разрыва снаряда. Еще удар, еще. Щигры забиты эшелонами. Первые разрывы высвечивают станцию, вспыхивает пожар.

— Молодец Лебедев! — кричит Олейников. — Засветил нам цель.

— Сброс!

Самолет облегченно вздрагивает, избавившись от бомб, и круто скатывается влево-вниз. Уходим из зоны огня, ложимся на обратный курс.

— Нормально поработали, — цедит Щуровский и кладет машину на крыло.

Внизу гуляют пожары, клубы огня взбухают в самом скоплении эшелонов. Да, поработали нормально, Щигры выведены из строя и, похоже, надолго.

— Пойдем низом, — говорит Щуровский и отжимает штурвал.

Предосторожность совсем не лишняя, могут появиться ночные истребители. Напряжение спадает по мере, как зарево пожара бледнеет позади нас. Темнота скрывает Ли-2, и только любопытные звезды заглядывают в кабину.

— С почином, командир, — улыбается Олейников.

— Спасибо, — вежливо благодарит Щуровский. — Почаще бы так.

Это пожелание сбывается быстро. Пятого июля полк в составе соединения получил задачу нанести удар по железнодорожной станции Расковец. На этот раз я летел в составе экипажа майора И. И. Калинина. Линию фронта прошли благополучно. Расковец увидели издалека, станция освещена светящимися авиабомбами, небо — десятками прожекторов и трассирующими очередями «эрликонов». Этой красотой не уставал бы любоваться, если бы она не была красотой смерти, ее праздником, фейерверком. Каждая светящаяся точка в десятках огненных пунктиров несет гибель. Идем в самую их гущу. От выдержки командира зависит точность бомбометания. Калинин, словно на тренировке, показывает, как нужно владеть машиной, чтобы бомбы легли точно в цель. И они ложатся — зажигательные и фугасные, рождая на станции кроваво-красные фонтаны разрывов. Ослепительно-белый свет прожектора врывается в кабину. Калинин мгновенно бросает Ли-2 в сторону и вниз. Выскользнули.

Топаем домой. Справа впереди нас идет Ли-2 Володи Когутенко. Чуть сзади — машина Александра Щуровского. Я не успел уловить, откуда они вынырнули — истребители Ме-110. Машину Когутенко расстреляли в упор. Она вспыхнула и взорвалась. Калинин сквозь зубы выругался и ушел вниз, в спасительную темноту. Горящие обломки вычерчивали огненный след к земле — последнему пристанищу погибшего экипажа. Все молчат. Мы больше никогда не увидим улыбки отличного летчика Володи Когутенко, награжденного орденом Ленина. Не услышим одесских историй стрелка сержанта Саши Колоса. Они выполнили свой долг, и их судьбу разделили штурман Миша Куртов из деревни Михнево Бронинского района Московской области, бортмеханик старший лейтенант Иван Зубков из-под Рязани, стрелок-радист Миша Курбатов из Челябинской области.

Я понимаю, на войне без потерь не обойтись. Но когда друзья погибают у тебя на глазах, с этим невозможно смириться. Спасение от горечи потерь одно — идти в бой и бить врага. Мы приземляемся на своем аэродроме и снова подвешиваем бомбы…

Глава третья

В середине августа, после очередного боевого вылета, утром по стоянкам самолетов проходили командир полка и старший инженер полка Н. С. Фомин.

— О переброске на другой аэродром знаешь, Горностаев? — спросил Б. П. Осипчук, остановившись у Ли-2, где я работал.