Мы все были солдатами
Шрифт:
День за днем истекает последний месяц мира над нашей Родиной.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НА ФРОНТ
…12 июля 1941 года. Безнаказанно отбомбившись, «юнкерсы» улетели. Стало тихо. Чуть слышно пыхтит паровоз. Развеяло дым, и я смотрю, как за несколько минут, на ярко зеленой траве с желтыми одуванчиками, появились громадные воронки. Они еще дымят. С корнем вырваны деревья. Остатки телеграфных столбов висят на скрученных проводах. К эшелону
— Ох и страшно! — сильно жестикулируя, говорит молодой боец, — воет-то как…
— А пикирует, — добавляет другой, — кажется, прямо на тебя и никуда от него не уйдешь…
— На испуг, гад, берет, — зло сплевывает старослужащий, — а сам держится от нашего огня подальше.
Стали слышны команды старшин, собирающих свои подразделения. Подъехавшие ремонтники, оглядываясь на раненых, проверяют путь и подвижной состав.
Ко мне подходит бригадир очень высокого роста, с аскетически худым лицом и длинными седыми усами.
— Булава, Прохор Игнатьевич, — представляется он, протягивая руку. Мы поздоровались.
— На фронт?
— Да!
— Большую силу набрал Гитлер!.. С разбегу-то его сразу и не остановишь… — Я с германцами еще в первую мировую и гражданскую воевал. Ничего не скажу — воюют по науке. Но бить немцев можно. Мы их тогда, голодные и разутые, с одними винтовками и гранатами били…
Лицо бригадира стало строгим.
— Думаю, и сейчас, — твердо сказал оп, — зацепиться надо… Поднатужиться… И погоним фашистов с нашей земли…
И опять идет эшелон. В соседнем купе, где расположились комбриг с комиссаром, стало тихо. Я прилег, и в памяти возник первый день войны.
— Поезжай, начальник штаба, к райвоенкому, — сказал мне комбриг Виктор Григорьевич Жолудев. — Уточни, что он может дать из местных ресурсов на укомплектование бригады.
Сажусь в машину и, в который уже раз, пытаюсь осмыслить случившееся. Хотя последнее время обстановка с каждым днем становилась тревожнее, нападение фашистской Германии было неожиданным. Как это могло произойти?
…Пустынной кажется местность на той стороне пограничной полосы. И только всмотревшись, можно заметить блеск стекол биноклей и стереотруб. Маскирующихся офицеров с картами на старых и вновь появившихся наблюдательных пунктах… А ночью, рвущиеся из рук проводников овчарки. В лесах и оврагах с замаскированным светом и приглушенными двигателями машин сосредотачивался враг.
Не может быть, чтобы подготовка гитлеровцев осталась незамеченной!.. Но ведь был договор о ненападении…
Потом, как с большой высоты, мне открылась наша необъятная Родина. В бесчисленных городах и селах трудились миллионы мужчин и женщин, захваченных врасплох войной.
Как единственно возможное, пришло решение: враг должен быть остановлен! Нельзя допустить
Кто мог предполагать тогда, что враг будет задержан только у стен Москвы и Сталинграда?..
С каким-то новым чувством особой важности своей работы переключаюсь на управление ходом боевой тревоги. Подъезжают Жолудев и комиссар бригады Назаренко.
— Товарищ комбриг! Личный состав бригады вышел в район сбора. Боеприпасы, парашюты и другое имущество вывезены согласно расчету и в установленные сроки.
— Хорошо! — говорит Жолудев, — распорядись и поедем с нами…
— Вот и наш черед пришел, — с горечью говорит Виктор Григорьевич, когда мы тронулись.
В машине стало тихо. Потом раздался сумрачный голос комиссара:
— А я верил в договор с немцами!..
…Полдень. На лесной поляне строй десантников. Тревожные, сразу повзрослевшие лица. Вместе с комбригом и комиссаром мы стоим на машине с откинутыми бортами.
— Товарищи! — говорит Назаренко, — вы слышали заявление нашего правительства. Сегодня немецко-фашистские войска, вероломно нарушив договор о ненападении, внезапно вторглись в пределы нашей любимой Родины!
Они бомбят наши города и села!
Уничтожают беззащитных людей!
Мощно несется из строя:
— На фронт! На фронт! Смерть фашистам!
…У здания военкомата собралось много людей. Меня останавливает средних лет мужчина. Видно, только сейчас он оторвался от жаркого спора.
— Как же так, товарищ майор! В газетах пишут одно, а немец вон что делает?..
Из толпы к нам оборачиваются еще несколько человек.
— Что сейчас об этом говорить? Теперь надо бить фашистов!
Какое-то мгновение люди размышляют.
— Пожалуй, — говорит один из них, — так оно будет верней.
…На столе у райвоенкома, диссонируя со всей обстановкой казенного учреждения, изящная статуэтка танцующей с кастаньетами испанки. Сам он сидит, согнувшись, за столом и разговаривает по телефону. Лицо молодое, но седина уже посеребрила волосы. Кивком головы указывает на стул. Кончив говорить, подполковник встает. Пустой левый рукав пристегнут к гимнастерке.
Поднимаюсь со стула и с интересом смотрю на военкома.
«Многое, наверное, видел и перенес этот рано поседевший человек. Что он скажет?»
— Рад видеть вас, товарищ майор, в это неспокойное время! С чем пожаловали?
Я изложил ему просьбу командира 6-й воздушно-десантной бригады и добавил:
— Ведь в любой день мы можем получить команду на фронт!
— Хорошо, разберусь сам и позвоню…
Он достает папиросы и мы закуриваем.
— Такие дела… Не остановил немцев договор с нами. Верить им нельзя… В этом я убедился в Испании. Остановить фашистов может только сила! Другой язык они не поймут.