Мы выбираем звезды
Шрифт:
Какое-то время Сайре продолжал смотреть на него, пытаясь справиться с раздражением. Пока была возможность, следовало отключить этого стервеца и поручить техникам сделать его повежливее. Впрочем, что толку тешить себя иллюзиями? Что сделано, то сделано, и нужно не рвать на себе волосы, а постараться овладеть ситуацией. В конце концов, кто же знал, что у Гатри настолько мерзкий характер? И потом, изменения изменениями, но ведь требовалось сохранить, так сказать, матрицу личности, иначе «Файербол» не признал бы нынешнего Гатри за подлинник, да и сам он вряд ли смог бы управлять компанией. Кстати, какие претензии можно предъявить
Сайре вздохнул, встал из-за стола, подошел к обзорному экрану. Над Футуро клубились свинцовые тучи, лил дождь, здания словно прижимались к земле: все одинаково серые, они производили впечатление развалин, каковыми, надо признать, многие из них являлись на деле. А ведь всего лишь двадцать лет тому назад правительство с гордостью объявило, что у Союза теперь – новая столица. Несмотря на бесчисленные архитектурные изыски, дома выглядели близнецами. К слову, подражателей у здешних архитекторов не нашлось: Оттава и даже заново отстроенный на месте пепелища Вашингтон имели свое лицо, какую-то изюминку…
Ну да ладно. Сайре выпрямился. Да, авантисты наделали немало ошибок, но их идеи продолжают жить. В конечном итоге – после кризиса, возможно, под иным названием – авантизм победит, потому что он как нельзя лучше соответствует природе вещей.
Сайре вспомнилась стихотворная строчка: «О если б этот грузный куль мясной мог испариться…»* [У. Шекспир «Гамлет» Акт 1, сцена 2. Пер. Б. Пастернака.] Откуда она взялась? Кажется, Шекспир. Точно. Вера была от Шекспира без ума, цитировала к месту и не к месту; что ж, старик умел красиво изъясняться, хотя вещи говорил банальные. Но не надо вспоминать о Вере, не стоит бередить душу. Развод – сколько минуло лет, девять? – остался в прошлом. Порой Сайре видел жену во сне, но говорил себе, что не должен уподобляться дикарю, который весь во власти инстинктов. У него есть работа, обязанности и фантазии, а телу достаточно тех развлечений, которые иногда позволяет разум.
Уничтожение плоти. Освобождение, выход за пределы, Великое Превращение. Через миллионы миллиардов лет – космическое единство. Почему Гатри хочет снова стать человеком?
Сайре криво усмехнулся. А разве у Гатри был выбор? Либо умри, либо стань машиной. Было бы, кстати, любопытно наделить биологический организм, неважно, клонированный или, что называется, настоящий, воспоминаниями живого человека, а затем взять и поменять тело, пожертвовать прежней жизнью ради новой. Кажется, об этом мечтали те, кто пару веков назад согласился на то, чтобы после клинической смерти их тела заморозили и сохранили. Естественно, ничего не вышло, поскольку в ту пору никто не догадывался, что каждый тип клеток требует собственного режима заморозки и оттаивания. Сегодня же человек, который чувствует приближение конца, может лечь в гибернатор и преспокойно дожидаться славного техновозрождения. Так? Да, тело хранится недолго, всего лишь несколько десятилетий, после чего воскрешение становится невозможным, но можно надеяться, что за время твоего сна биотехника достигнет новых высот…
К черту! Еще никому не удавалось создать нечто, способное существовать веками и притом хоть отдаленно похожее на человека: вся закавыка в генотипе. Эволюция уничтожает родителей, чтобы открыть дорогу детям. Сознание просто-напросто не выживет в чужом теле.
Тогда почему бы не клонировать
Впрочем, все опять-таки упирается в химию углеродистых соединений и квантовую механику. Человеческий мозг воспринимает процесс копирования сознания иначе, нежели компьютер, он не в состоянии выделить в поступающей информации отдельные биты; либо отвергает их, либо искажает, – либо человек сходит с ума.
Следовательно, если Гатри и впрямь снова хочет стать человеком, он угодил в ловушку. Но зачем? Почему он не стремится к совершенству, которое доступно лишь машине, а не скопищу органических молекул? Он мог бы финансировать исследовательскую программу, благодаря которой психонетика в ближайшие годы добьется невиданных успехов. Мог бы, но не желает. Наоборот, всячески противодействует, идет на компромиссы, прилагает все усилия, чтобы его подчиненные как можно дольше оставались людьми.
Однако новый Гатри, в отличие от старого, обрел истину. Нужно только подождать, пока он с ней свыкнется. Да, подождать… Ему-то, болвану железному, спешить некуда. Как было бы здорово пережить его или, по крайней мере, прожить на свете ничуть не меньше!
И ведь не то чтобы невозможно. Если авантисты победят, он, Энрике Сайре, потребует себе в качестве заслуженной награды собственный модуль. Но тогда возникнет другой Сайре, Сайре-робот. Следовательно, эта плоть испарится, и что дальше?
Может, Провидение воскресит ее как строку в программе под названием Рай… Сайре расправил плечи, вновь уселся за стол и принялся за работу.
29
Солнце клонилось к западу, полумесяц Земли виднелся на северо-востоке, над вершиной горы, с которой недавно спустилась Кира. Бело-голубой диск, кабошон на груди ворона, символ чистоты и спокойствия. И в то же время своего рода часы, по которым можно определять, сколько времени она провела в заточении. Четверо суток. О Боже, а сколько еще осталось?
С другой стороны, какие ей открылись чудеса!
Девушка обернулась. Щиток шлема мгновенно потемнел, защищая глаза от ослепительного солнечного света, поэтому горы превратились в беспорядочное нагромождение камней, среди которых залегли глубокие тени. Хотя на поверхности Луны царит вечная тишина, Кира слышала множество звуков – собственное дыхание, стук сердца, шипение кислорода, щелканье бесчисленных датчиков и регуляторов скафандра, напоминавшего отчасти живой организм. Безжизненность пейзажа исчезла с появлением Ринндалира.
Его плащ, наброшенный поверх скафандра, сверкнул в лучах солнца. Селенарх расправил складки; плащ заискрился, заиграли разноцветными огнями два крыла за спиной. Ринндалир кошачьей походкой приблизился к девушке, опираясь на посох, который венчал драгоценный камень. Он улыбался.
– Миледи, вашей ловкости позавидует и паук, – раздался в наушниках его голос. Кира невольно содрогнулась, вспомнив пауков-мутантов, которых видела в замке Высокий: их пичкали наркотиками, чтобы они ткали для селенарха затейливые паутины. Очевидно, ей сделали комплимент. На большую похвалу вряд ли можно было рассчитывать. – Я и не подозревал, на что вы способны.