Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)

Нортон Андрэ

Фальконеры, верхом, в металлических шлемах на голове, в куртках, обшитых металлическими пластинами, ворвались в деревню, словно их кони убегали от волков. С поясов мужчин свисали длинные кривые мясницкие ножи, а к седлам были прикреплены волчьи копья. Они соскочили с седел и мрачно и целеустремленно направились к хижинам. Ни слова не говоря, каждый из них брал девушку за плечо и толкал в хижину. Девушка, которую тщательно подготовили к этому во время посвящения, не кричала, хотя злилась, что должна терпеть насилие три раза подряд. Неужели так в чревах женщин появляются дочери? Неужели это центр их жизни, та тайна, которую ей так

хотелось постичь?

Но роды гораздо болезненней и длятся дольше. Да и сами фальконеры не наслаждались, делая детей. Они казались угнетенными и загнанными.

Прежде чем последний фальконер справился со своей обязанностью, снова совсем близко прозвучал крик часового. Фальконеры в хижинах торопливо собрались к отъезду и выскочили, прихватив с собой двух женщин. В центре кольца хижин стоял фальконер в золотом шлеме.

– Женщины, - резко и напряженно начал он. - Мы уходим. Оставьте у себя сыновей. Мы не можем взять их сейчас. Увидимся позже. Нам пора. - Он указал своим коротким страшным ножом. Девушка быстро пошла, почти побежала в сторону леса. Остальные женщины последовали за ней, при этом они расходились в разные стороны. Фальконер в центре добавил еще более громко и хрипло, своим неестественно глубоким голосом: - Мы должны это сделать. Враги не найдут вас. Простите.

Он отдал приказ, и фальконеры верхом направились к хижинам и огородам. Они топтали все, что можно растоптать, срывали солому с крыш, рубили опорные столбы, а ошеломленные женщины в молчании следили за ними. Потом воины уехали на юг, не углубляясь в лес, туда, где находилась настоящая деревня.

Как только исчез последний фальконер, Арона и другие молодые женщины подобрали юбки и побежали по потайной лесной тропе к своим удобным и безопасным домам под деревьями. Ната, дочь Лорин, издала крик - сигнал "все в порядке", потом другой - "возможны неприятности". Арона про себя подумала: "Какие неприятности?" Разве могут быть худшие враги, чем эти существа с птичьими лицами? Но тут она добежала до Дома Записей, бросилась на свою постель и заплакала, как будто ее укусила любимая собака.

В деревне на Кедровой Вершине горели дом и кузница Моргата, как жертвенный костер разгневанного бога. Жена Моргата Хуана - нет, теперь его вдова - оглянулась с холма, на который взбежала, и зажала рукой рот младшей дочери. Деревья скрыли зрелище от женщин, а самих женщин от Псов Ализона. Но деревенская площадь была пуста.

На глазах у Хуаны из домов начали выходить люди, они шли к кузнице, возле которой лежало несколько тел, неподвижных, как смерть. Почти все собравшиеся были одеты в юбки. Немногие мужчины среди них были стары или еще совсем молоды. Вдова кузнеца приложила палец к губам и прошептала:

– Оставайся здесь, Леатрис, и не издавай ни звука. Если только не подойдут соседи. - Она немного подумала и добавила: - Если подойдут одни парни, не отвечай, даже если это соседи.

– Я залезу на дерево, - пообещала Леатрис, испуганная и возбужденная словами матери.

Хуана простонала:

– Это неприлично и неженственно, но лучше, чем быть испорченной до брака, я думаю. - Это она говорила неохотно. - Я скоро вернусь. - В голосе ее снова прозвучала решительность. - Если не вернусь до заката, жди до рассвета и попытайся потом добраться до тети Маркиллы в Двойной долине. И, Леатрис, держись в пути боковых троп! - Как можно тише женщина начала спускаться с холма.

Казалось,

все женщины и все старики деревни на Кедровой Вершине собрались на площади, и женщины. Плакали так, что могли разбудить и мертвых. Хуана протиснулась сквозь толпу к кузнице, где на собственном горне лежал мертвый ее муж Моргат. И из-за чего? Хуана подавила рыдание. Солдаты потребовали, чтобы он подковал их лошадей и починил мечи и копья. Первое он охотно сделал, а второе - сказал, что он не умеет. И за это солдаты убили его, разграбили и сожгли дом.

Женщина склонилась к его телу, заплакала при виде множества кровавых ран, прижалась ухом к его рту, потом к груди, прислушиваясь. Дыхания не было. Она коснулась руками его шеи. Руки покрылись кровью. Под тяжелым грубым воротником куртки горло кузнеца было перерезано.

Теперь Хуана, как остальные, принялась вопить:

– О, Моргат, зачем ты отказал им? Я ведь говорила тебе: сделай, что они просят, и пусть уходят. Я тебе говорила!

Слезы текли по ее лицу, ей пришлось высморкаться в передник. Она снова пробилась через толпу к колодцу и без всякого "с вашего позволения" окунула край передника в ведро соседки. Потом вернулась к мужу с влажным передником, вымыла его, как могла. Но как прилично похоронить его, если нет мужчин, чтобы выкопать могилу? Хуана в отчаянии огляделась в поисках мужчин из своей родни, но увидела только сына Осеберга, которому весной исполнилось четырнадцать.

– Осеберг! - позвала она в нос. - Осеберг, иди сюда, немедленно! Привыкший к повиновению, неуклюжий подросток протиснулся, как и она, сквозь толпу и встал рядом. Женщина тихо проговорила: - Мы должны похоронить твоего отца. - Он, с бледным лицом, кивнул. - Беги к дому и посмотри, не уцелела ли лопата. Если нет, поищи где-нибудь. Нет, сначала помоги мне перенести его на наш двор.

Мальчик глотнул и оглянулся в поисках помощи. Уловил взгляд Лизы, жены пекаря. Она тут же подошла к нему и спросила:

– Я могу помочь?

Хуана глубоко и облегченно вздохнула и обняла женщину.

– О, я так благодарна тебе за помощь, сестра. У тебя в доме сохранилась лопата? Жив ли твой муж? О да - Леатрис! - Она заговорила шепотом. - Леатрис прячется от солдат.

Лиза потрепала двоюродную сестру по плечу.

– Я пошлю за ней своих сыновей. - Услышав восклицание "о Боже!" Хуаны, она понимающе кивнула. - Пошлю Ханну с сестрой, - поправилась она. - Старшие мальчики нам понадобятся, чтобы копать могилы и восстанавливать дома.

Хуана в свою очередь потрепала ее по плечу, и втроем - две женщины и подросток - они перенесли тело отца мальчика на обгоревший двор Хуаны.

Вытерев пот со лба, Хуана сказала:

– Я не могу здесь оставаться. Осеберг еще слишком молод, чтобы работать у горна, он еще даже подмастерьем не был. Кто о нас позаботится? У нас здесь нет близких родичей.

– Что же ты будешь делать? - практично поинтересовалась Лиза.

– Попробую добраться до замужней сестры в Двойной долине, - мрачно ответила Хуана. Мысль о жизни на милости мужа сестры совсем не привлекала ее. Она молилась, чтобы тот оказался настолько милосерден, чтобы нашел занятие племяннику жены в единственном деле, которое знакомо мальчику. А она, хозяйка, станет работницей в доме другой женщины. Но она и ее дети не умрут с голоду, им не придется попрошайничать или заниматься проституцией, а здесь ей делать нечего.