«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века
Шрифт:
Изматывающие воздушные налеты были вторым определяющим повседневность фактором. В этом отношении жизнь в Берлине и других крупных городах Германии в период войны разительно отличалась от более менее размеренного существования в маленьких городках и на селе [377] . Горожане должны были ежедневно мириться с ощущением близкой смерти, потери жилья, имущества, эвакуацией, многократной сменой места работы и т. п., в то время как жизнь в других местах изменилась существенно только под конец войны, когда в массовом порядке в семьях стали размещать эвакуированных из тех же больших городов.
377
Летом 1943 г. Клаус Дайсслер с матерью смогли выехать на короткое время к родственникам в Тюрингию, «у которых был замечательно обставленный большой дом. Мы наслаждались покоем, который еще царил там. Никаких ночных тревог, никаких воздушных налетов». Deissler Klaus. Luftwaffenjunge. // Ein St"uck Berlin, S.146.
С началом массированных бомбардировок столицы со страниц воспоминаний исчезают и до этого редкие упоминания о происходящем в мире, на фронтах, сообщения об антисемитских акциях. Жизнь становилась сплошным чрезвычайным положением, а категория времени обеднялась, актуальным было только «сегодня» и «сейчас», о мирном прошлом лучше было не вспоминать, будущее было покрыто мраком. Сирена — чемодан — закрыть дверь — подвал —??? И так много раз за сутки. Мир суживался до границ ближайшего квартала, до пути в убежище, а все немцы вокруг представлялись лишь жертвами. Одинаковая картина
378
Интервью с E.Dorn, 1923 г. рожд. (Berlin-Mariendorf, август 2003). Wagner Horst. Die zweite Ohrfeige. // Gebrannte Kinder. Kindheit in Deutschland 1939–1945. Bd. 1. 61 Geschichten und Berichte von Zeitzeugen.Berlin, Zeitgut Verlag, 1998. S. 155–160. Heimatfront. Kriegsalltag in Deutschland. 1939–1945. Hrsg. von Engert J. Berlin, 1999. Schmidt Sonja. «Das war unser Haus!» // Ein St"uck Berlin, S.123–124 u.a.
Уже в 1941 г., после нападения на Советский Союз, несмотря на антимарксистские и антирусские настроения в обществе, некоторые берлинцы задумывались о том, не вступила ли Германия на путь, ведущий к гибели [379] . Общенациональный траур, обилие погибших и попавших в плен под Сталинградом будили мысли о реальности будущей катастрофы. Два раза, в феврале 1943 г. и в июле 1944 г., режим провозглашал «тотальную войну», что для оставшихся дома означало еже более жесткую мобилизацию всех сил для военного хозяйства. О победоносном шествии германской армии по Европе теперь вспоминали как о чем-то из другой жизни и даже наивным победа перестала казаться скорой [380] .
379
«Когда по радио передали, что наши войска маршируют по советской земле, я подошел к карте, висевшей у меня в комнате, посмотрел на большое пятно — Советский Союз — и почувствовал, как по моей спине пробежал холодок. Я подумал, что это может быть опасно для нас». Интервью с Herr H.Reg., 1927 г. рожд. (Berlin-Lichterfelde Ost, июнь 2003 г.).
380
Берлинская школьница Эдельгард Б. пишет в своем дневнике 4 сентября 1944 г.: «На одной чаше весов находится победа, которая все более сомнительна, на другой — большевизм. Но тогда лучше всем, и вправду всем пожертвовать для победы, чем большевизм. Если он придет, тогда незачем и думать о будущем. Зачем я хожу в школу, если я должна буду отправиться в Сибирь? Зачем? Зачем? (…) Итак, голову выше! Верить нашей воле и нашему фюреру!» Цит. по: Alltagskultur, Subjektivit"at und Geschichte: zur Theorie und Praxis von Alltagsgeschichte. Hrsg. von Berliner Geschichtswerkstatt. M"unster, 1994. S. 183.
Однако о виновности режима большинство не помышляло, самое большее, о чем глухо могли говорить, не имея ни сил, ни желания что-то сделать, — это о тайном предательстве в верхах и в армии [381] . Несмотря на недовольство и страх, уровень лояльности населения оставался высоким вплоть до конца войны [382] , дело не дошло — как во время Первой мировой войны — до беспорядков или тем более до восстания против режима. К сожалению, национал-социалисты, не ослаблявшие, напротив, нагнетавшие тон своих пропагандистских усилий во время войны, могли здесь праздновать победу — большинство немцев не помышляло о сопротивлении. Конечно же, в политической жизни имелись и другие, более явные отрицательные персонажи: правительства США и Великобритании, продолжавшие бомбардировки, к тому же альтернативы национал-социализму к тому времени просто не существовало.
381
Интервью с Frau Schwarz, 1928 г. рожд. (Berlin-Wohnstift Otto Dibelus, август 2003). Интересно, что фюрер был вне подозрений, «если бы это знал Адольф Гитлер» — таков был наивысший уровень критики того или иного отрицательного явления. См. об этом в: Heimatfront. Kriegsalltag in Deutschland. 1939–1945. Hrsg. von Engert J. Berlin, 1999. S. 139.
382
Отец Герды С., начальник кадрового отдела одной средних размеров фирмы, был настроен в начале 30-х г.г. национал-консервативно. В НСДАП вступил потому, что «этого от него ждали». Но через десять лет, во время войны оказалось, что он уже полностью верит фюреру и «нашей идее». Лишь иногда он позволял себе осторожно сомневаться в его «гении». См. Engelmann B. Wir hab’n ja den Kopf noch fest auf dem Hals. Die Deutschen zwischen Stunde Null und Wirtschaftswunder. K"oln, 1987. S. 18.
«1943 год несравнимо расширил наши знания о воздушных налетах. Везде свистело, трещало, взрывалось, рушилось и стонало почти без перерыва» [383] . «В начале 1943 г. воздушные тревоги стали рутиной… На лестничных площадках и крышах должны были быть готовы ведра с песком и водой, проводились учения по тушению пожаров…» [384] . С осени 1943 г. «воздушные тревоги повторялись каждой ночью… регулярно падали бомбы, иногда дальше, иногда ближе. Мы могли только ждать в подвале, что произойдет…Люди дрожали от страха, что будет прямое попадание. Вздох! Мы еще раз выжили. Ночь за ночью одно и то же — это очень действовало на нервы… Выжившие писали на развалинах: „Мы живы! Мы живем у семьи таких-то“» [385] . «Жалобы не помогали, надо было радоваться, если была еще крыша над головой. Национал-социалистическая пропаганда продолжала свою активность, вбивая в головы и дальше все то же: „Держаться! Все для последней победы!“» [386]
383
Schmidt Sonja. «Das war unser Haus!» // Ein St"uck Berlin, S.127.
384
Weissler Johannes. Nochmal davongekommen. // Ein St"uck Berlin, S.117.
385
Ibid., S.119.
386
Ibid., S.120.
Те, кому выпало пережить в убежище — чаще всего в подвале собственного дома — взрывы бомб над головой, никогда не забудут этот день. «18 ноября [1943 — Т.Т.] все было как всегда. Подвал дрожал и трясся, страшно трещали стены, слышны короткие вскрики женщин, детский плач, слова утешения — и снова взрыв. Секунда тишины, потом мы слышим, что падает бомба, нарастающий до боли свист и — взрыв! … Крики, паника, света нет, облака пыли. „Нас засыпало!“ — „Это был наш дом!“ — „Хельмут!“ — „Мама!“ — „О, Боже!“ <…> Я вцепилась в мать, которая в момент паники звала только отца, оттолкнув меня в сторону» [387] . Подобные сцены ужаса являются центральными в воспоминаниях. Потеря жилья и имущества была для многих поворотным моментом в жизни. Не только угроза смерти, но и следовавшая за бомбежкой растерянность, нищета, неустроенность жизни у родственников (в лучшем случае), чаще — в подвалах и полуразрушенных домах без элементарных удобств становятся главными переживаниями в берлинских семьях вне зависимости от довоенного социального положения. «Жалобы были ни к чему, надо было радоваться, если была еще крыша над головой» [388] . О какой
387
Schmidt Sonja. «Das war unser Haus!» // Ein St"uck Berlin, S.128.
388
Weissler Johannes. Nochmal davongekommen. // Ein St"uck Berlin, S.120.
Подростки-мальчики на пороге окончания средней школы во время «тотальной войны» были целыми классами привлечены к несению службы в соединениях противовоздушной обороны, что добавляло тревог их матерям, но самих мальчишек наполняло гордостью: они были настоящими мужчинами и солдатами, равными взрослым, защищавшими матерей и сестер, Германию. Эта служба была очень опасной. В результате прямого попадания бомбы погибало почти все «отделение», а один из маленьких раненых, на вопрос офицера-врача, очень ли ему больно, прошептал: «Это не важно. Германия должна победить». Другие сидели с белыми лицами, уставившись прямо перед собой, некоторые всхлипывали [389] . Юноша, получивший за помощь в отражении воздушных атак крест за военные заслуги 2-й степени, признается, что он гордился этим: такой юный — и уже боевая награда! Но тут же оговаривается: «Я охотно отказался бы от нее, если бы этой ночи [26/27 ноября 1943 г. — Т.Т.] не было и наш дом бы стоял по-прежнему [390] ».
389
Maschmann Melita. Fazit — Kein Rechtfertigungsversuch. Stuttgart, 1963. S. 159.
390
Deissler Klaus. Luftwaffenjunge. // Ein St"uck Berlin, S.151.
С конца 1943 г., когда из-за бомбежек жизнь в городе действительно стала похожа на ад [391] , берлинцев целыми семьями, т. е. женщин с маленькими детьми эвакуировали сначала на восток, в Мекленбург-Переднюю Померанию, Восточную Пруссию, но вскоре направление резко поменялось — их стали посылать в Баварию, на юг страны. Прибывшие на село горожане, имевшие с собой минимум вещей, размещались в домах крестьян. Существует много воспоминаний берлинцев и выходцев из других крупных городов, обескураженных неприязнью местных жителей деревни [392] , для которых пришельцы представляли обузу и мишень для насмешек. Заповеди «народного сообщества» этим людям были, видимо, не указ, каждый думал о себе.
391
«Это был ад, ад который обрушился на нас, на детей и женщин. Никто не хотел о нас думать». Интервью с Frau N., 1919 г. рожд., (Berlin-Scharlottenburg, февраль 2001).
392
Horbelt R., Spindler S. «Oma, erz"ahl mal was vom Krieg». Zehn Frauen erinnern sich. Erlebnisse und Dokumente. Hamburg, Rowolt Verlag, 1986. S. 83.
В 1944 г., с открытием Второго фронта во Франции, ситуация стала выглядеть все более пессимистично. Все меньше людей верили в конечную победу рейха, сил слушать сообщения о положении вермахта больше не было [393] . Апатия овладевала людьми, размышления о том, что будет и кто виноват, могли довести до сумасшествия, незаметно подкрадывалось горькое чувство обманутых надежд и преданной веры [394] : «Моя мать сказала, что нам уже нечего больше терять и когда-нибудь это все должно кончиться» [395] Бомбежки и ситуация на фронтах, неумолимо приближавшихся к Германии и самому Берлину, несмотря на призывы нацистской пропаганды отбросить врага в «последнем решающем бою», к концу войны ничего не оставили от привычной повседневной жизни. Она сузилась до примитивных потребностей, до желания просто выжить. Занятия в школах с конца 1944 г. проводились лишь несколько раз в неделю, а с началом 1945 г. были и вовсе отменены [396] , городской транспорт парализован, в полуразрушенных кварталах отключали газ (электричество и вода, к удивлению жителей, часто продолжали функционировать), привычный городской ландшафт вокруг преобразился до неузнаваемости, «можно было подумать, что ты на Луне, среди кратеров» [397] . Несмотря на обилие надписей: «Кто мародерствует, будет расстрелян!» грабежи были довольно распространены, в конце войны даже на импровизированных огородах приходилось «дежурить, сменяя друг друга, круглосуточно» [398] . Берлинцы зарывали ценные вещи в землю во дворах домов. Продовольственные рационы сокращались с каждым месяцем. 25 января 1945 г. было объявлено, что четырехнедельный рацион надо теперь рассчитывать на пять недель, в феврале вместо муки частично выдали зерно и женщины советовали друг другу «измельчать его на кофемолке или в мясорубке», в марте нормы выдачи по карточкам всех продуктов были в два раза меньше, чем в начале войны [399] .
393
Heimatfront. Kriegsalltag in Deutschland. 1939–1945. Hrsg. von Engert J. Berlin, 1999. S. 139.
394
Интервью с группой из 9 женщин (Berlin, Arbeiterwohlfahrt (AWO), G"olzstr. 19, июль 2003). Только одна из них заявила, что ее семья вплоть до конца надеялась на чудесную победу.
395
Haupt Hidegard. Hoffnung auf einen neuen Anfang. // Gebrannte Kinder. Kindheit in Deutschland 1939–1945. Bd. 1. 61 Geschichten und Berichte von Zeitzeugen.Berlin, Zeitgut Verlag, 1998. S. 353.
396
Schilde K. Vom Columbia-Haus zum Schulenburgring. Dokumentation mit Lebensgeschichten aus dem Bezirk Tempelhof. Berlin, Edition Hentrich. 1987. S. 290.
397
Pordzik Gerhardt. Nur klopfen m"ussen wir! // Ein St"uck Berlin, S.165.
398
Ibid., S.168.
399
Focke H./Reimer U. Alltag unterm Hakenkreuz. Wie die Nazis das Leben der Deutschen ver"anderten. Hamburg, Rowolt Verlag, 1979. S.189.
Справедливости ради, надо отметить, что и взаимопомощь соседей, друзей, иногда даже незнакомых людей тоже была обычным делом и это спасало многие семьи, особенно детей. Из опыта жизни в подвалах и бункерах возникало ощущение общей судьбы, спаянности. На полуразрушенных улицах редко можно было увидеть играющих детей, в парках и скверах, на улицах были вырыты бункеры, окопы, стояли противотанковые заграждения. Да и самих детей в городе оставалось мало. При малейшей возможности их теперь безоговорочно отправляли к родственникам [400] на Запад и Юг Германии, не только в сельскую местность, но хотя бы в районы, которые, «судя по всему, должны были занять американцы [401] ».
400
Humboldt-Universit"at zu Berlin. Institut f"ur Europ"aische Ethnologie. Archiv der Landesstelle f"ur Berlin-Brandenburgische Volkskunde. Nachlass von Wolfgang Herzberg. Lebenserz"ahlungen der Arbeiter des VEB Berliner Gl"uhlampenwerk (1979–1981). Bd. 5. S. 1675. Воспоминания женщины 1910 г. рожд.
401
Schmidt Sonja. «Das war unser Haus!» // Ein St"uck Berlin, S.131.