Мягкая машина

Берроуз Уильям Сьюард

«Как сообщают, во время беспорядков на футбольном матче в Лиме погибло 318 человек… паника на стадионе… 323 погибших…»

Команданте, постаревший с далекого перекрестка времени, вполз в металлический шкафчик и, хныча от страха, захлопнул дверцу. Вылез в заплесневелом зеленом суспензории, на теле надпись: «Я — красный, ты — зеленый». Из чулана выпорхнул накачавшийся аммиаком помощник с зеленой козлиной бородкой и мраморным лицом. Серией захватов и бросков он снял с Карла одежду, Карл почувствовал, как его тело подчиняется мышечным приказам. Помощник надел на голову ведро и с визгом скрылся в далеких молотках.

Команданте растер обнаженное парализованное тело Карла желеобразным веществом. Команданте лепил женщину. Карл

почувствовал, как его тело перетекает в женскую форму. Гениталии его исчезали, соски набухали, а Команданте проник внутрь, несколько раз коснувшись лица и волос… (сперма на глинобитной стене в рассветной лае собак и звуке струящейся воды…) Внизу Команданте совершал вокруг пустого тела Карла свои магические действа. Тело поднялось, демонстрируя эрекцию и мастурбируя перед Команданте. Пенисная плоть распространилась по его телу, лопаясь в оргазменных взрывах, гранитные хуи извергали под черной тучей лаву, кишащую чудовищными ракообразными. Взгляд холодных серых подводных глаз и руки коснулись тела Карла. Команданте резко перевернул его руками-присосками и приник к жопе Карла своим дисковидным ртом. Он лежал в гамаке из зеленого волоса, тело его пробивали молотки пенисной плоти. Волоски щекотали его прямую кишку, закрученные усики растений задевали центры удовольствия, тело Карла опустошалось в одном оргазме за другим, горевшие сквозь плоть зеленым светом кости плавно и без всплеска исчезли в дисковидном рту. И вот он уже дрожит, краснея в бескостных спазмах, по телу от прикосновения зеленых волосков прокатываются розовые волны.

Команданте обнажил тело Карла и провел по нему зелеными желеобразными сосками, которые вытягивали плоть вверх и внутрь себя. Гениталии Карла увядают, превращаясь в высохшее дерьмо, которое он полностью сметает маленькой метелочкой, пока не остаются белая плоть и черные блестящие лобковые волосы. Команданте раздвигает волоски и маленьким кривым ножичком делает разрез. И вот по фотографии своей невесты из Столицы он создает лицо.

— А теперь, как вы говорите, “звуковые эффекты”. — Он ставит пластинку с ее голосом. Губы Карла следуют за звуками, и в словах слышится женская суть.

— О, любовь души моей! О, утренний ветер!

— Ничего более мерзкого мне отродясь терпеть не приходилось. — Карл образовывал слова в воздухе без помощи языка, без помощи глотки. — Надеюсь, в районе есть фармацея.

Команданте взглянул на него с досадой:

— Подождите, пожалуйста, в кабинете. Он появился, на ходу надевая мундир и пристегивая “люггер“.

— Аптека? Да, по-моему… На том берегу лагуны… Я вызову проводника.

Проводник показал на севшее на мель железное судно…

— Вот фармацея, ми-истер.

Вышел китаец в выцветших войлочных тапочках…

— Моя нет. Плиходи пятниса.

Он с лязгом захлопнул железную дверь, и вывеска “Фармацея” упала с судна и погрузилась в черную тину.

Карл шел по карнавальному городу вдоль каналов, где лениво шевелились гигантские розовые саламандры и серебристые караси; грошовые аркады, татуировальные кабинки, массажные салоны, интермедии, порнофильмы, платформы на колесах, артисты, уличные торговцы — до самого неба.

Пуэрто-Хозелито расположен к стоячей воде, бездействующие нефтяные скважины и шахтные стволы, пласты брошенной техники, разграбленных судов, мусор от севших на мель операций и экспедиций, которые погибли в этом уголке мертвой земли, где нежатся в бурой воде ядовитые скаты и на хрупких негнущихся лапах движутся по илистым равнинам крабы. Поднимаясь с илистого дна, город выходит на поверхность в безмолвном храме высоких джунглей, речушки с прозрачной водой образуют глубокие трещины в желтой глине, а жизни путешественника угрожают падающие орхидеи.

В зеленой саванне стоят две громадные пенисообразные статуи: ноги и руки рудиментарные, из каменных голов медленно поднимаются пульсирующие кольца голубого дыма. Меж столбов

петляет ведущая в город известняковая дорога. Посреди пустырей и развалин сооружена изгородь — ржавое железо и бетон, — испещренная химическими садами. Присущий городу запах шляпы джанки и смерти умерщвляет эти фразы, утяжеляя их словами «противно смотреть». Карл шел по тропинкам огромного города лачуг. То жару, то холод несет вниз сухой ветер с Чимборацци, грязной почтовой открытки в ярко-синем небе. Из заброшенных каменоломен и покрытых густыми зарослями отвалов выглядывают люди-крабы — нечто вроде рудиментарных глаз, увеличенные скулы, и вид у них такой, как будто они способны пускать корни и расти на всех и каждом, ворчливые наркоманы, пристрастившиеся к оргазменному наркотику, бескостные в солнечных лучах, булькающие гортанные хрящи, сердце замедленно бьется в прозрачной плоти, заживо поедаемой людьми-крабами.

Карл шел мимо пенисных столбов в город известняковых хижин. Вокруг столбов кольцом сидели, раздвинув ноги, жрецы, эрекции пульсировали в такт мерцанию их глаз. Пока он шел сквозь взгляды электрических глаз, губы его распухли, а легкие стали задевать мягкую внутреннюю сторону ребер. Он подошел и дотронулся до одного из жрецов: электрический удар отбросил его через дорогу в сточную канаву. Город окружен маисовыми полями с каменными статуями Юного Кукурузного Бога — стоячий пенис, пускающий маисовые побеги, взор, исполненный юношеской жестокости, но невинные губы слегка раскрыты, и в слезящихся глазах затаилась неизбывная нежность. Юного Кукурузного Бога открывают жрецы-омары, снимая с его тела покрывало из кукурузного шелка. К каменному пенису Маисового Бога привязана веревка из лозы. Член мальчика встает, играя всеми цветами радуги в лучах утреннего солнца, и с того места в зеркале на шкафу видна другая комната… Так вот, в город эта компания явилась, чтобы выращивать в долине кукурузу, немного поохотиться и порыбачить на реке.

Карл шел вдоль длинного ряда живых пенисных урн, сделанных из мужчин, чьи пенисы абсорбировали тело, с рудиментарными руками и ногами, дышащих лиловыми губчатыми жабрами и медленно роняющих металлические экскременты, похожие на расплавленный припой, который образует на ржавых железных полках под подставкой для урн твердую памятную табличку около трех футов высотой, ячейки проволочных сетей соединены лестницами и подвесными лесами, громадное хранилище живых пенисных урн, постепенно превращающихся в гладкую красную терракоту. Другие выделяют из головы кристаллические жемчужины смазочного материала, который образует покрывающую красную пенисную плоть оболочку из твердого кристалла.

Трубят золотые рожки: из Священной Рощи выходит Друидский Жрец, вокруг него испанским бородатым мхом висят гниющие тела. Глаза его, голубые и холодные, как жидкий воздух, сужаются и расширяются, пожирая свет.

Мальчик для жертвоприношения выбирается с помощью эрекционного одобрения. Всеобщая эрекция нащупывает его до тех пор, пока все члены не обращаются в сторону: “Да”, мальчик чувствуете, как “Да” течет сквозь него и растапливает его кости в “Да”, раздетое донага в Священной Роще, дрожащее и подергивающееся под Древом Повешения, дисковидные рты высасывают его последнюю костяную муку. Он направляется к древу обнаженный, на увитых цветами платформах, по обсидиановым улицам мимо зданий из красного камня и медных пагод рыбьего города, останавливаясь в турецких банях и комнатах секса, чтобы сняться с молодежью в порнофильмах. Во время этой церемонии весь город пребывает в лихорадочном состоянии, лица раздувает распухшая лиловая пенисная плоть. На каждом углу молнией сверкает ебля, оставляющая запах горящего металла и голубые искры, летящие вверх и вниз по хребту, огромный город-баня с красными глинобитными кабинками, зеленые мальчики-крабы, неторопливый шершавый язык, высовывающийся из дисковидного рта, на центрах позвоночного столба, извивается в теплой черной тине.