Мясник
Шрифт:
В той самой ванной, где совсем недавно была замучена Рита. Теперь на ее месте была Ада. Теперь ее руки и ноги были скованы наручниками. Теперь она была подвешена к металлическому кольцу. Теперь перед ней стоял голый Хлынов…
Вернее, не стоял — присев на корточки, он вынимал из чемоданчика инструменты патологоанатомов.
В мозг девочки расплавленной лавой медленно втекали слова Хлынова:
— Малыш, так нечестно… Ты хочешь выйти из игры… А этого делать нельзя…
Нельзя оставлять меня одного… Нельзя выходить из игры… Ты должен быть все время
ЭТО медленно выпускало его из плена.
Постепенно приходя в себя, Хлынов огляделся. Стены были забрызганы кровью, на дне ванны валялись куски мяса, к специальному кольцу был подвешен искромсанный труп. Кто это был? Человек или животное? Как его звали? Как ее звали?.. Кажется, это была девочка. Ада… Ада? Точно, Ада. Теперь Ада в раю. Хотя, если следовать ассоциации, то получается, что Ады попадают в ад, а Раи — в рай. Впрочем, ему, Хлынову, все равно…
Человек — это обычный кусок мяса. Вот он, смотрите, висит на кольце. И повесил его не Создатель. Повесил его Хлынов. Созданный по образу и подобию Божьему. Ха-ха! Подобие. Образ. Какие только слова не придумали эти чертовы схоласты, чтобы оправдаться, почувствовать себя выше всей остальной природы. Нет! Вот вам! Вот! Вот! Хлынов вас вернет на землю. В грязь. В жижу. В почву. К тем самым простым инстинктам, которые и правят миром. К желанию есть. К желанию убивать. К желанию подминать под себя самку.
Все. Точка. Не думать об этом. Вот она, его жертва. Какая по счету? Четвертая?.. Да, четвертая! Жертва Создателю. Тому
самому, загадочному в своих неисповедимых путях. Тому, кто создал его, Хлынова.
Он резко поднялся, с металлическим звоном упала на пол листовая пила. Хлынов аккуратно поднял ее, положил в чемоданчик, предварительно обретев мокрой тряпкой. Огляделся.
Родионов, облокотись на руль, смотрел на подъезд, где исчез хозяин «Нивы».
— Да ты гляди, — ткнул он в бок напарника. — Кончай ночевать.
— Га? — тяжело выдохнул напарник, на этот раз уже другой, сорокалетний хохол, в прошлом боксер-тяжеловес. — Кто?..
— Тихо! — прикрикнул на него Родионов. — Вон! Смотри вперед. Видишь, идет уже к своей «Ниве»…
— А мне баба приснилась, — охотно поделился боскер-тяж. — Сисястая, сучка!
— Я тебе дам сисястую, — сплюнул Родионов (ну что за напарники попадаются — то юнец-желтороток, то вот этот, самец какой-то!)
— Такую здесь не достанешь, — продолжал хохол. — За такой куда-нибудь на Мадагаскар ехать нужно.
— Е-к-л-м-н! — выругался Родионов. — Ты будешь следить или нет?!
— Буду, буду! Не кипятись… — Хохол демонстративно потер глаза. — Слушай, а чего это он таскает?
— А я знаю?!.. Зашел с девчонкой и вещами, а выходит… Ты же сам видишь.
— Я вижу, что малявки с ним нет.
— Это и я вижу!
— И где же она? Где эта маленькая шлюшка?
— А бес ее знает… Погоди! — Родионов четко доложил начальству, что произошло за последние несколько часов (а что произошло, ничего особенного — сидели и ждали, как последние мудаки!) и что он теперь видит перед собой.
Цедило! — обрадовался хохол, он присмотрелся к белой «Ниве». — А ведь он сейчас рванет! Гляди, браток…
— Вижу, — выдавил из себя Родионов. — Никуда он от нас не денется.
«Нива» ехала странным маршрутом: заезжала в какие-то старые дворы, кружила вокруг свалок, несколько раз пересекла Яузу. В одном месте «Нива» едва не столкнулась с «жигуленком», в котором сидели Родионов и хохол, но пронесло — Хлынов не обратил на встречу особенного внимания, посчитав ее обычной случайностью…
— Что же он делает? — размышлял вслух хохол, не понимая маневров Хлыно-ва. — Следы заметает? Непохоже…
Родионов помалкивал. Все эти странные перемещения «объекта» нравились
ему, как больному зубу бормашина. Действительно, чего он кружит? На отрыв от предполагаемой слежки это было ни похоже.
— Не нравится он мне, — поделился Родионов.
— И мне тоже.
— Ближе бы подойти…
— Не стоит. Разок чуть не вмазались, — разумно заметил хохол.
Родионов кивнул: что верно, то верно. Ближе не подойдешь…
В одном месте — старый двор, арка, улица, освещенная причудливыми фонарями, — им удалось встать так, что можно было проследить за действиями «объекта» во время остановки.
— Смотри, — громко зашептал хохол. — Да он же прячет!
— Вижу…
— Смотри, смотри!
— Да заткнись ты! — посоветовал Родионов хмуро.
Он увидел, как Хлынов бросил — прямо на ходу, лишь слегка притормозив, — в мусорный бак какой-то предмет. И тотчас, дав газу, выехал со двора…
— Ну что же ты?! Уйдет!
Родионов медлил, не решаясь продолжать слежку. Конечно же, есть инструкция и тому подобное. И надо вызвать группу, а уж она, группа, сама разберется с этим таинственным пакетом. Но… Всегда хочется самому прикоснуться к тайне. Самому!
Ведь в этом и есть тот самый настоящий, полный кайф, который всегда достается кому-то другому. Почему не тебе? Иди, посмотри, и хрен с ней, со слежкой, и наплевать на все инструкции…
Хохол продолжал зудеть под ухом, ныл про то, что Хлынов уходит, что им уже его не догнать, что он не виноват, а виноват-то как раз этот дебильный Родионов, этот заторможенный Родионов, этот пришибленный Родионов, этот…
— Ша! — рявкнул Родионов на напарника.
И направил машину во двор.
Находка поразила Родионова. Видел он и раньше трупы, видел и отрезанные головы в горячих точках, видел и мертвых детишек… Здесь было другое. Улыбка — вот чему изумился Родионов. Она была спокойной, даже чуть застенчивой. Как будто ее специально пририсовали к этой страшной отрезанной голове. Голове девочки. Той самой, что несколько часов назад вошла в подъезд с Хлыновым…
Только два человека знали до самого конца тайну Олега Васильевича Хлынова: генерал ФСБ Харитон и профессор специальной лаборатории того же ведомства тихий, неприметный Плеханов…