Мятеж
Шрифт:
Так Еленка все хмырям бессовестным и объяснила: мол, детушки захворали, на лошадях уж никак не можно, иное дело – на ладье… Мол, на перевозе и наняли бы да и поплыли себе… как раз бы и в Ладогу, по воде-то еще удобнее, нежели посуху. Пороги вот, разве что… ну так пороги – волоком, чай, людишек хватит.
– Ну, по реке так по реке, – покривившись, согласился белокурый – звали его Тимофей, а как краснощекого звали, княгинюшка не интересовалась – он ей вообще не нравился. Тимофей хоть с виду приятный, хоть и злодей да шпынь, а тот… Тьфу ты,
Уговорившись отправиться завтра поутру, гости с поклонами удалились. Елена проводила их взглядом, после чего живо позвала десятника, обсказала все и велела быть ко всему готовым.
– Всегда готов! – браво рапортовал воин. – Посейчас робятам своим скажу.
– Постой, – княгинюшка хмыкнула вдруг. – А откуда ты это присловье – «Всегда готов» – знаешь?
– Так слышал, как великий князь говорит тако! – улыбнулся десятник. – А что?
– Ничего, ничего, иди. Предупреди поскорей воинов, а что вам потом делать, я скажу после. Пока же только одно – ничем, ни взглядом, ни видом своим татям ничего не показывать! Пусть думают, что не знаем, что беспечны, веселы.
Воины «воровской» сотни ночь напролет жгли костры, сушились от дождя, грелись, выставив надежную стражу на всех тропинках. Для главного же – Тимофея – разбили шатер чуть в стороне, подальше от шума людского да пота конского. Там же разложили и костерок, а от дождя натянули сверху рогожку.
– Ох, господине, – усевшись на только что срубленную осиновую сушину, покачал головой краснощекий. – Дозволь спросить?
– Ну, спрашивай, Епифане, – усевшись рядом, Тимофей дернул шеей. – Только покороче, ага.
Епифан поворошил палкой потрескивающие в костре дрова и тихо поинтересовался:
– А почему мы, господине, княгиню сразу-то не схватили? Вломились бы в монастырь да…
– Экий ты хват, как я погляжу! – хрипло засмеялся главарь. – Вломились! Нас в обитель не звали, а нахрапом бы вряд ли все гладко прошло – с кем ломиться-то? Да, людей у нас больше, но что это за люди? Воинов и трех дюжин не наберется, остальные все, как у вас говорят, шильники да шпыни. Одно дело кистеньком за углом помахивать, и совсем другое – на стены, даже на такие хлипкие, под стрелами лезть. Тать, убивец не воин, так что мне, Епифане, поверь – все к лучшему делается. Ты, кстати, кого-нибудь лодки нанять послал?
– Послал, господине. К завтрему, я чаю, будут лодки.
Разогнав дождевые тучи, разливался, плыл над городом колокольный звон. Басовитой струной гудели колокола Святой Софии, чуть ниже тоном вторили им колокольни Неревского конца, не отставали и на Людином, а с того берега нетерпеливо откликались с каменного храма Иоанна на Опорках, с белой церкви Бориса и Глеба, с изысканно одиноко красивой, камерной – Федора Стратилата, с других – по всей Торговой стороне, где колокола ничуть не хуже, чем на Софийской!
Под колокольный звон с головного струга сошел на пристань сам
– Князь, князь вернулся! – перешептывался, ликовал народ.
– Слава те, Господи!
– Теперь уж у нас все будет мирно!
– Ужо приструнит бояр, а то совсем распоясались, кровопивцы…
– Чернь, чернь накажет… Хватит уже чужие хоромы жечь!
– Князь, князь великий вернулся! Слава те, Господи, слава. Святая София!
Сойдя на берег, к Детинцу, князь обнялся, облобызался со встречающими его «лучшими» и сановитыми людьми – архиепископом Симеоном, с тысяцким, с посадниками: Федором Тимофеевичем, Семеном Васильевичем, Алексеем Игнатьевичем да прочими.
Радовались посадники:
– А у нас тут, княже, разор едва не стал! Мужики худые поднялись, чернь гнилозубая.
– Да не токмо одни мужики, хуже дело – Торговая сторона на Софийскую встала, едва утихомирили всех.
– Да и посейчас еще кое-где пылает…
– Да, – покачал головою Егор. – Знал бы – раньше б вернулся. Эх, когда еще мечтал световой телеграф поставить! Ладно, займусь… Жена моя где, что-то не вижу?
– Супруге твоей, дражайшей княгинюшке, в монастыре покуда сидеть прошено. Покуда ты не придешь.
Вожников усмехнулся:
– Ну вот, пришел. Сейчас чуть отдохну да за супругой своей, за чадами, самолично отправлюсь. Обитель-то не так далеко, полагаю.
– Да уж, не шибко далече.
– Ну вот и славно. А уж потом – как семью привезу – за пир, делами же завтра займемся. Уж не думайте, учиним сыск!
– На то, государь, и надеемся, на то и уповаем. Сирых нас рассуди, разберися во всем, накажи кого надо!
– Разберусь, разберусь, не сомневайтесь, – ухмыльнулся в усы князь. – Это ж моя работа вообще-то!
К обители Егор с дружиной подъехал лишь к вечеру: покуда собрались, покуда проводника надежного нашли… да потом три часа по болотам плутали, не такой уж и надежный оказался проводник, насилу к монастырю вышли.
– Уехала, уехала, вчера еще, – обсказала все настоятельница. – И со чады, и с домочадцы. Как от тебя, великий государь, письмо получила – так и снялася. Ты ж сам людей за нею прислал.
– Людей?! Письмо?! Да что ты такое несешь-то?!
До знаменитых волховских порогов – до волока – оставалось не так и много, наверное, полдня пути, а то и того меньше. Княгиня хорошо знала это, впрочем, виду не показывала. А дабы отвлечь внимание врагов, как бы невзначай поинтересовалась: почему, мол, в Ладогу идем, а не в Волхов? Ответ последовал незамедлительно: в Новгороде-то мятеж, а в Ладоге – спокойно, там и подождать можно, покуда утихомирит князь великий бунтовщиков. В монастыре-то опасно – слишком уж от мятежников близко, вот венценосный супруг и беспокоится, воинов вон послал.