Мятежная дочь Рима
Шрифт:
— Наши пленницы понимают наш язык, братья, — подойдя к костру, предупредила своих соплеменников Бриса. — Давайте-ка напомним им о том, что им довелось увидеть.
Словно желая подать пример, Бриса громогласно объявила, что стрела, которую она выпустила в шею предателю-кельту, прошла сквозь нее как «нож сквозь масло». Лука вслед за ней принялся хвастливо рассказывать о том, как бросил римскому трибуну в ноги сук, который он выломал в кустах. Остальные варвары, вспомнив, как споткнулся несчастный Клодий, довольно захохотали. Другой
Только их вождь Арден сидел молча, не делая ни малейшей попытки рассказать своим людям, как убил беднягу Клодия, прикончил его, в последний момент сделав отчаянный выпад. Вместо этого он сквозь пламя костра разглядывал сидевшую напротив него Валерию, и на лице у него было задумчивое выражение, словно он никак не мог решить, что же с ней делать. Когда воины, наконец насытившись, улеглись возле костра, закутавшись в плащи и положив возле себя обнаженные мечи, он подошел к ней и сел рядом. Валерия, почувствовав его присутствие, вздрогнула и разом оцепенела.
— Я заметил, что Бриса показывала тебе, как ловко она управляется с луком, — мягко сказал он. — Не бойся. Мы воины, а не воры. Ты военный трофей, значит, тебе ничто не угрожает.
— Но ведь никакой войны нет.
— Она началась в тот момент, когда твой муж приказал сжечь нашу священную рощу. Она связывала наши племена, как это было не под силу ни одному друиду.
— Но ведь он не сделал бы этого, если бы вы сами не напали на меня еще раньше! Помнишь ту засаду в лесу?
— Друиды не имеют к этому никакого отношения.
— Но наш лазутчик рассказал Марку совсем другое.
— Марку? Или Гальбе?
— Меня хотели сжечь в клетке из ивовых прутьев.
По лицу Ардена скользнула улыбка.
— Ты и понятия не имеешь о том, что происходит. Но в полку петрианцев есть люди, которым известна правда.
— И кто эти люди?
Он не ответил.
Валерия с острым любопытством разглядывала его. Да, действительно, от руки этого человека погиб Клодий, но его внешность, жесты, речь и особенно манеры доказывали, что он не простой варвар. Во взгляде его порой сквозила задумчивость, вел он себя достаточно вежливо, даже в его внешности было что-то от римлянина.
— Странно… ты не носишь ни усов, ни бороды, как это принято у кельтов, — пробормотала она. — По-латыни ты говоришь настолько хорошо, словно это твой родной язык. И на мечах сражаешься как настоящий гладиатор. Кто ты?
— Я один из них.
— Нет. Ты на голову выше их.
— Кажется, ты уверена в своей правоте.
— Конечно. Ты уверен, что это незаметно, но разница между вами просто бросается в глаза.
По губам Ардена скользнула улыбка.
— Итак, гордая
— Вот опять! Похоже, для обычного кельта ты знаешь что-то уж слишком много о римских аристократках!
Арден рассмеялся:
— Ты моя пленница. Это я должен задавать тебе вопросы.
— Но ты, похоже, и так все обо мне знаешь. А я… я в твоей власти. И могу лишь гадать о судьбе, которая меня ждет. Для чего ты схватил меня? И что ты намерен со мной сделать?
Он немного подумал, прежде чем ответить, вглядываясь в ее лицо при свете догорающего костра. Таким взглядом охотник смотрит на добычу, о которой он страстно мечтал много лет.
— Я каледонец из племени Аттакотти, — сказал он наконец. — Корни моей семьи уходят на север и теряются в глубине веков. Но… Да, ты права — мне известно о Риме немало. — Высоко подняв руку, он продемонстрировал Валерии татуировку. — В свое время я служил в вашей армии.
— Так ты дезертир!
— Нет! Я свободный человек! И я вернулся к своему народу, чтобы помочь ему тоже стать свободным! А в вашу армию я завербовался только ради того, чтобы увидеть ее своими глазами и научиться сражаться с вами и побеждать. Я люблю свою родину, госпожа, и я жизнь готов отдать, чтобы избавить ее от ярма Рима.
Яростная убежденность, сквозившая в его словах, была убежденностью фанатика.
— Похоже, я ошиблась, — пробормотала Валерия. — Ты ничего не знаешь о Риме… совсем ничего.
— Нет, это ты, выросшая в роскоши, ты, которую холили и лелеяли с первых дней, ничего об этом не знаешь! Много ли тебе известно о тех, кто голодал, кто работал не покладая рук, чтобы ты и тебе подобные могли есть досыта?
— Мне известно об этом больше, чем ты думаешь! Мой отец — сенатор, но он всегда заботился о бедных.
— Твой отец? Отец, пославший свою единственную дочь на край света ради того, чтобы набить деньгами свою казну? И вот чего он добился! Ты — пленница! Ты трясешься от страха и холода, сидя рядом с дезертиром, убийцей и предателем вроде меня, пока твой отец произносит речи в сенате и берет взятки за тысячи миль отсюда.
— Это не так!
— Вот она — мораль вашей прогнившей империи!
— Мы несем мир в эти земли!
— Оставляя после себя пустыню.
— Что-то непохоже, чтобы ты так страшился мести моего супруга!
— Чего мне бояться, пока ты жива? А твоя безопасность в твоих же собственных руках. Наша могила станет и твоей могилой.
Валерия зябко закуталась в свой плащ, чувствуя, как холод пробирает ее до костей. До этого дня ей еще не доводилось ночевать под открытым небом. Теплые пальцы огня ласкали ее спереди, а ледяные зубы промозглой британской ночи свирепо покусывали спину. Ужасающая пустота вокруг казалась безбрежным океаном, готовым поглотить ее в любую минуту.