Мятежная
Шрифт:
Опершись подбородком на руку, я улыбаюсь брату. Утром он выглядел совершенно разбитым, и я рада, что он отвлекся от горестных мыслей.
– Значит, Эрудиция и Товарищество работают рука об руку? – подытоживаю я.
– В общем, да, – отвечает он. – Разве ты не помнишь глав из нашей книги по истории? Этих людей еще называют «ключевыми». Без них мы бы не выжили. Иногда их именуют «фракциями процветания». Они имеют четкую цель – соединить в себе и то, и другое.
Мне услышанное не слишком нравится. Действительно, наше общество зависимо
Я начинаю грызть яблоко.
– Ты не будешь свой тост? – спрашивает Калеб.
– У хлеба вкус странный, – говорю я. – Хочешь, съешь.
– Я поражен их уровнем жизни, – продолжает он, забирая тост с моей тарелки. – Полное самообеспечение. Они владеют источником энергии, водой, имеют уникальную систему фильтрации, производят пищу… Они независимы.
– Да, – соглашаюсь я. – И непричастны. Должно быть, здорово.
Это и в самом деле неплохо. Огромное окно кафетерия впускает внутрь потоки солнечного света. Мне кажется, что я сижу на улице. Члены Товарищества группами разместились за соседними столами, их яркая одежда красиво выделяется на фоне загорелой кожи. На мне желтый цвет выглядит тусклым.
– Товарищество – не из тех фракций, которые тебя привлекали, – ухмыляется Калеб.
– Допустим.
Несколько посетителей через пару стульев от нас вдруг начинает хохотать. Они даже не посмотрели в нашу сторону с тех пор, как мы взяли еду.
– Давай потише. Я не желаю кричать об этом на каждом углу.
– Извини, – шепчет он и наклоняется поближе. – А какие у тебя были склонности?
Я инстинктивно выпрямляюсь и напрягаюсь.
– А зачем ты выспрашиваешь?
– Трис, я твой брат. Ты можешь доверять мне.
Зеленые глаза Калеба совершенно спокойны и непроницаемы. Он отказался от ненужных очков, которые носил у эрудитов, надел серую рубашку Альтруизма и коротко постригся. Так он выглядел всего два месяца назад, когда мы жили через коридор друг от друга. Тогда мы собирались перейти в другую фракцию, но не не осмелились даже поговорить откровенно. Теперь я не хочу повторять старую ошибку.
– Альтруизм, Лихачество и Эрудиция, – выпаливаю я.
– Три фракции? – подняв брови, переспрашивает он.
– Да.
– Многовато, – хмурится он. – В рамках инициации в Эрудиции мы выбирали область исследований, и я занялся симуляциями в тесте на склонность. Поэтому кое в чем разбираюсь. Человеку реально трудно получить два результата. На самом деле программа такого не позволяет. А получить целых три… просто невозможно.
– Ведущей пришлось вмешаться в задания, – говорю я. – Она переключила тест на ситуацию в автобусе, чтобы исключить Эрудицию. Но только у нее не получилось убрать эту фракцию.
– Значит, вмешательство, – тянет он. – Интересно… как ведущему удалось взломать шифр.
Я задумываюсь. Тори – мастер татуировок и доброволец на тестировании. Откуда она знала, как залезть в программу? Она разбиралась в компьютерах, но на уровне хобби. Конечно, вряд ли бы ей позволили копаться в симуляции.
И тут в голове всплывает один из моих с ней разговоров. Я и мой брат перешли из Эрудиции.
– Она из бывших, – удивляюсь я. – Сменила фракцию.
– Вероятно, – кивает он, барабаня пальцами по столу. Наши завтраки остывают, но нам все равно. – Что это означает с точки зрения твоей биохимии мозга? Или анатомии?
Я усмехаюсь.
– Без понятия. Но я всегда нахожусь в сознании во время симуляций. Иногда могу силой воли выйти из них. Иногда они даже не срабатывают. Как та, сделанная для атаки.
– А как ты выходишь в реальность?
– Ну…
Я пытаюсь вспомнить, хотя прошло не больше пары недель.
– Сложно сказать. Симуляции лихачей заканчиваются автоматически, если тебе удается успокоиться. Но вот одна из них… тогда Тобиас понял, кто я такая… я сделала нечто невероятное. Разбила стекло, просто приложив к нему руку.
Калеб становится отстраненным, будто мысленно перенесся куда-то очень далеко. На симуляциях с ним ничего подобного не случалось. Сейчас он пытается понять мои слова. Я чувствую, что краснею. Брат анализирует мой мозг так, как анализировал бы работу компьютера или другого «железа».
– Эй, вернись.
– Прости, – бормочет он, снова обретая нормальный вид. – Я просто…
– Восхищен. Ага, понимаю. Когда тебя что-нибудь восхищало, ты всегда выглядел как зомби.
Он смеется.
– Может, сменим тему? – прошу я. – Рядом нет ни эрудитов, ни изменников-лихачей, но мне неловко обсуждать все это на людях.
– Договорились.
Но прежде чем Калеб успевает начать рассказ об очередной системе фильтрации, двери распахиваются, и в кафетерий входит группа альтруистов. Они облачены в одежды Товарищества, и мне сразу ясно, к какой фракции они принадлежат. Молчаливые, но не мрачные, они улыбаются членам Товарищества, некоторым кивают, а с парой человек перекидываются вежливыми фразами.
Сьюзан, улыбнувшись, садится рядом с Калебом. Волосы девушки убраны в узел и сияют золотом. По-моему, оба придвигаются друг к другу ближе, чем это сделали бы просто друзья, но не соприкасаются. Наконец, она кивает, приветствуя меня.
– Извините, я вас не перебила? – говорит она.
– Нет, – отвечает Калеб. – Как ты?
– Отлично, а ты?
Теперь я готова опрометью выскочить из кафетерия, только бы не участвовать в вежливой и деликатной беседе в стиле Альтруизма, но вдруг вижу Тобиаса. Он выглядит измученным. Видимо, с утра ему пришлось работать на кухне, в рамках нашего соглашения с Товариществом. Мне завтра предстоит провести время в прачечной.