Мятежные ангелы. Что в костях заложено. Лира Орфея
Шрифт:
– Очень способный студент… это будет основой научной карьеры… конечно, под моим руководством…
У меня неплохая интуиция, хотя всеобщее мнение приписывает это качество исключительно женщинам – по-видимому, несправедливо. Я опередил его:
– Вы имеете в виду мисс Феотоки?
– Ради всего святого, как вы угадали?
– Ваша ассистентка, моя студентка, работа по крайней мере частично связана с Рабле, выдающиеся способности – не нужно быть ясновидцем, знаете ли.
– Ну что ж… вы не ошиблись.
– Что же вы ей сказали?
– Один
– Тогда все просто. Объясните ей, что нужно подождать. Пока мы выудим рукопись у Эрки и окончательно разберемся с делами Корниша, пока библиотека как следует внесет рукопись в каталог и даст разрешение на ее использование, может пройти год.
– Если вы сможете забрать ее у Маквариша.
– Смогу.
– А если он захочет работать с ней сам или отдать кому-нибудь из своих любимчиков?
– Это не мое дело. А вы хотите отдать ее одной из своих любимиц.
– Что вы имеете в виду, говоря «любимица»?
– Ничего особенного. Любимая ученица. А что?
– У меня нет любимчиков!
– Значит, вы один на тысячу. У всех у нас есть любимчики. Как может быть иначе? Некоторые студенты умнее и привлекательнее других.
– Привлекательнее?
– Клем, у вас ужасно вспотела шея. Выпейте еще.
К моему удивлению, он схватил бутылку виски, налил в стакан на три пальца и разом осушил.
– Клем, что вас гложет? Лучше расскажите.
– Наверное, вы по должности имеете право исповедовать?
– Я давно не исповедую, с тех пор как перестал работать на приходе. Да и тогда этим особо не занимался. Но я знаю, как это делается. И еще я знаю, что лучше не исповедовать людей, с которыми общаешься каждый день. Но если вы хотите мне что-то рассказать не для протокола, валяйте. И я, конечно, могила.
– Этого я и боялся, когда сюда шел.
– Я вас не насилую. Поступайте как хотите. Я, конечно, не ваш духовник, но я ваш собрат-исполнитель завещания Корниша и имею право знать, что происходит вокруг вещей, за которые я несу ответственность.
– Я должен загладить определенную вину перед мисс Феотоки. Я совершил большой грех по отношению к ней.
– Какой?
– Я злоупотребил своим положением.
– Неужто присвоили ее работу? Это скорей похоже на Маквариша, чем на вас.
– Нет, нет… Гораздо более личное. Я… я познал ее плотски.
– Господи боже мой! Вы заговорили языком Ветхого Завета. Хотите сказать, что вы ее трахнули?
– Какое омерзительное выражение.
– Я знаю, но есть ли подходящее неомерзительное выражение? Я не могу сказать, что вы с ней возлегли, – может быть, вы вовсе не лежали. Я не могу сказать, что вы ею овладели, – она, совершенно очевидно, полностью владеет собой. «Имел с ней половое сношение» звучит как протокол уголовного суда. Или там до сих пор говорят «имел с ней близость»? Да что же
– В апреле прошлого года…
– Надо же, какой насыщенный месяц выдался.
– Симон, заткнитесь и перестаньте острить. Неужели вы не видите, как это для меня серьезно? Я поступил исключительно неправильно. Отношения между учителем и учеником – особые, ответственные, я бы даже сказал – священные.
– Да, можно и так сказать. Но все мы знаем, что творится в университетах. Преподаватели тоже люди – подвернется симпатичная девушка, и вуаля! Иногда это бывает тяжело для девушки; иногда может сломать карьеру преподавателю, если на него бросится какая-нибудь шлюшка-интриганка. Делайте поправку на греховную природу человека. Я не думаю, что Мария вас соблазнила, – она слишком перед вами благоговеет. Значит, это вы ее соблазнили. Как?
– Не знаю. Честно, не знаю. Вот как это было: я рассказывал ей про свою работу, посвященную средневековому лечению грязью… мне как раз удалось хорошо продвинуться… и вдруг Мария рассказала мне кое-что – это касалось ее матери… ее рассказ добавил огромный кусок к уже собранной части головоломки, и я пришел в такое возбуждение… меня охватили невыразимо прекрасные чувства, и не успел я понять, что происходит, как мы…
– И Абеляр с Элоизой [49] воскресли вновь примерно на полторы минуты. Или это потом повторилось?
49
Абеляр с Элоизой. – Пьер (тж. Петр) Абеляр (ок. 1079–1142) – французский философ и теолог-схоласт, имел роман со своей ученицей Элоизой Фульбер и вступил с ней в тайный брак; был оскоплен ее оскорбленными родственниками.
– Нет, конечно нет. Я даже ни разу не говорил с ней об этом.
– Только однажды. Понимаю.
– Можете себе представить, что я пережил в тот вечер у Эрки, когда он начал приставать к ней насчет девственности.
– Но мне показалось, что она справилась блестяще. А она была девственницей?
– Боже мой, откуда я знаю?
– Бывают признаки. Вы же медиевист. Вы должны знать, на что тогда смотрели.
– Не хотите ли вы предположить, что я смотрел?! Что я, по-вашему, вуайерист какой-нибудь?
– Я начинаю предполагать, что вы идиот. У вас что, совсем никакого опыта в этих делах?
– Есть, конечно. Этого трудно избежать. Два раза это было за деньги, ну, знаете, во время командировок. Много лет назад. И один раз на конференции, коллега, женщина, это длилось пару дней. Она говорила не смолкая. Но в этот раз был какой-то демонический припадок – это был не я.
– Вы, кто же еще. Такие демонические припадки – следствие непризнанных элементов в несбалансированной жизни. Значит, вы обещали Марии рукопись Рабле, чтобы искупить вину? Так?