Мятежные ангелы
Шрифт:
Это все, что я помню, просыпаясь каждое утро до рассвета, мокрая от пота и куда более уставшая, чем когда ложилась в постель. Конечно, это всего лишь сны. Но почему они вызывают такую сильную тревогу?
— Вы могли бы и предупредить меня, — сердито говорю я Фелисити и Энн, как только мы остаемся одни.
— Ты могла бы быть и поосторожнее, — возражает Энн.
Она достает из рукава носовой платок, посеревший от бесконечных стирок, и вытирает вечно текущий нос и слезящиеся глаза.
— Я бы не сделала ничего подобного, если бы знала, что она стоит за спиной!
— Ты прекрасно знаешь, что миссис Найтуинг подобна Богу, — вздыхает Фелисити, — находится одновременно везде. —
Огонь, горящий в камине, бросает золотые отсветы на ее очень светлые волосы. Фелисити сияет, как падший ангел. Энн нервно оглядывается по сторонам.
— В-вы не должны так говорить, — шепчет она, заикаясь, как обычно. — О Боге вот так говорить не надо!
— А почему, собственно? — недоумевает Фелисити.
— Это может навлечь несчастье, неудачу…
Мы умолкаем, потому что хорошо знакомы с невезением, и это слишком свежо, чтобы мы могли забыть о весьма действенных силах за пределами того мира, который мы видим вокруг себя, силах, не поддающихся разумному объяснению, силах, которые невозможно понять.
Фелисити задумчиво смотрит в огонь.
— Ты до сих пор веришь в существование Бога, Энн? После всего, что мы видели?
Школьная служанка бесшумно проскальзывает по коридору, ее белый фартук четко вырисовывается на фоне унылого серого форменного платья, в полутьме мы только этот фартук и видим; сама женщина полностью скрыта тьмой. Если бы я сейчас пошла за ней и повернула за угол коридора, я очутилась бы в радостном, ярко освещенном большом холле, из которого мы только что вышли. Там множество девочек и девушек самых разных возрастов, от шести до семнадцати лет, то и дело начинают петь веселые гимны, прося Господа послать им самых замечательных мужей. Но почему-то никто не говорит о том, чтобы эти джентльмены получили замечательных жен.
Мне очень хочется присоединиться к ним, вместе со всеми зажигать свечи на огромной елке, тянуть за веревочки ярко расписанных рождественских конфет-хлопушек и слышать, как с приятным веселым шорохом лопается на них бумага… Мне очень хочется не иметь других забот, кроме заботы о том, будет ли добр ко мне в этом году Санта-Клаус или найду ли я среди подарков уголь для рисования.
Три девочки, соединив руки, как бумажные куколки, вырезанные из одного листка, раскачиваются взад-вперед; одна положила кудрявую головку на плечо подружки, а та осторожно поцеловала ее в лоб. Они понятия не имеют о том, что этот мир — не единственный. Что далеко-далеко от надежных, похожих на крепостные стены школы Спенс, далеко от охраняющих их миссис Найтуинг, мадемуазель Лефарж и прочих учителей, вылепливающих наши привычки и характеры, как из податливой глины, вдали от самой Англии существует место потрясающей красоты и пугающей силы. Место, где тебе может принадлежать все, о чем мечтаешь, так что приходится быть поосторожнее с желаниями. Место, где вещи могут причинить боль. Место, которое уже заявило свои права на одну из нас.
Я крепко связана с этим местом.
— Давайте-ка возьмем пальто, — говорит Энн, направляясь к огромной извивающейся лестнице, которая главенствует над большим холлом.
Фелисити смотрит на нее с удивлением.
— Зачем бы это? Куда мы пойдем?
— Среда сегодня, — говорит Энн, отводя взгляд. — Пора навестить Пиппу.
ГЛАВА 2
Мы пробираемся мимо голых деревьев, растущих за школой, пока не доходим до знакомой поляны. Здесь ужасающе сыро, и я рада, что на мне пальто и перчатки. Справа от нас расположено озерцо, где еще недавно мы лениво лежали в лодке под голубым сентябрьским небом.
— О чем ты там размечталась? — спрашивает Фелисити.
— О Рождестве, — лгу я.
С губ срывается маленькое облачко белого пара. В лесу отчаянно холодно.
— Я и забыла, что тебе никогда не приходилось встречать Рождество по-настоящему, по-английски. Я тебе все расскажу и объясню во время каникул. Мы сбежим из дома и отлично проведем время, — обещает Фелисити.
Энн смотрит в землю, не поднимая головы. Она на все каникулы останется здесь, в школе Спенс. У нее нет родственников, к которым она могла бы поехать, ей не доведется получить подарки, у нее не будет воспоминаний о Рождестве, которые согревали бы ее до самой весны.
— Энн, — говорю я чересчур бодро, — как это здорово, что ты присмотришь за школой, пока нас здесь не будет.
— Вам не обязательно это делать, — отвечает она.
— Делать что?
— Стараться изображать бодрость на лицах. Да, я буду одинока и несчастна. Я это прекрасно понимаю.
— Ох, пожалуйста, только не начинай себя жалеть! — раздраженно восклицает Фелисити. — Мне и часа рядом с тобой не выдержать, если ты этим займешься!
Она хватает длинную палку и колотит по деревьям, мимо которых мы проходим. Энн, устыдившись и умолкнув, шагает следом. Надо бы что-нибудь сказать в ее защиту, но меня все больше и больше сердит, что Энн все время отказывается сама постоять за себя. Так что я оставляю все как есть.
— Как вы думаете, вы пойдете на какие-то балы в рождественские дни? — спрашивает Энн, до боли закусив губы.
Это не слишком отличается от порезов, которые она наносила на свои руки ножницами для шитья, в таких местах, где раны скрыты рукавами, и которые теперь, как я знала, снова появились на ее запястьях.
— Да. Разумеется, — отвечает Фелисити так, будто вопрос вызвал у нее скуку. — Мои матушка и отец сами задумали бал на Рождество. На него все съедутся.
Она могла бы еще и добавить: «Все, кроме тебя».
— А мне придется сидеть с бабушкой, а уж она никогда не упускает возможности указать мне на ошибки, да еще с братцем Томом, который просто доводит меня до бешенства. Могу поклясться, это будут весьма трудные каникулы.
Я улыбаюсь, надеясь, что заставлю Энн рассмеяться. По правде говоря, я чувствую себя виноватой из-за того, что бросаю ее здесь, в школе, но не настолько все же виноватой, чтобы пригласить ее на каникулы к себе домой.
— А как поживает твой брат Том?
— Да все так же. То есть представления не имею, как именно.
— Он еще не связал себя обещанием с кем-нибудь?
Энн обожает Тома, а он ее едва заметил. Это совершенно безнадежная ситуация.
— Похоже, да, мне так кажется, — вынуждена солгать я.
Энн резко останавливается.
— И кто она?
— Э-э… вроде бы мисс Далтон. Ее семья — из Сомерсета, да, я уверена.
— Она хорошенькая? — продолжает расспросы Энн.
— Да, — киваю я. И надеюсь, что на этом разговор будет закончен.
— Такая же хорошенькая, как Пиппа?
Пиппа. Прекрасная Пиппа с темными локонами и фиолетовыми глазами…