Мятежные миры
Шрифт:
Когда они добрались до предгорий, Исполненный Печали стал слепым орудием в руках Флэндри. Под влиянием ногаса и крылоса дидонец всерьез готовился принять участие в грядущих приключениях на службе у человека.
Как он использует этот инструмент, Доминик еще не знал, как не знал и того, будет ли он его применять вообще. Все зависит от той ситуации, которая сложится к концу похода.
Однажды вечером Кэтрин отозвала Флэндри в сторону. Влажная жара и густые переплетения ветвей окружали их, отгораживая от мира. Однако местность здесь была гораздо плодороднее, и кости дидонцев быстро покрывались новым слоем жирка.
— Почему мы теперь никогда не говорим наедине, Доминик? — спросила она. Ее взгляд был серьезен, а руки сжали обе его ладони.
Он пожал, плечами:
— Слишком много дел.
— Нет, тут что-то другое. Мы не осмеливаемся. Каждый раз, когда я вижу вас, я думаю о… Кроме Хью, вы единственный человек на свете, которого я ни за что не хотела бы обидеть.
— После Хью, значит.
— Вы же возвращаете мне его! Никакой Бог не смог бы сделать больше, чем вы!
— Из этого я делаю вывод, — сказал он, сжимая зубы, — что вы не переменили своего решения в том, что касается нас?
— Нет. Но вы заставили меня желать этого. Но… ах, мне так жаль… Я так надеюсь, что вы найдете себе наконец нужную вам женщину.
— Уже нашел, — ответил он.
Она поморщилась. Только тогда он понял, что с такой силой сжимает ее руки, что Кэтрин с трудом удерживается от стона, и тут же ослабил хватку.
— Кэтрин, любимая, мы уже вышли на финишную прямую, но мое предложение все еще в силе. Мы с тобой… отсюда и до Порт-Фредериксена… а потом я перехожу на вашу сторону.
— Это недостойно вас, — ответила она, бледнея.
— Я это знаю, — ощерился он. — Обыкновенная измена. Но за тебя я продам и душу. Впрочем, она и без того — твоя.
— Как вы смеете произносить такие слова… измена? — воскликнула Кэтрин, как будто он ее ударил.
— Еще как смею! Измена, измена, измена! Слышите? А ваш мятеж не только зло, он еще и глупость! Вы…
Она вырвалась из его рук и убежала. Он долго стоял в одиночестве — пока тьма не укутала его. «Ну, Флэндри, — подумал он, — и как это ты посмел когда-то предположить, что весь космос создан специально для твоих развлечений?»
После этого Кэтрин не то чтобы избегала его. В их положении такое было бы просто невозможно. Да, пожалуй, она к этому не очень и стремилась. Напротив, она часто улыбалась ему с застенчивостью, которая глубоко ранила его, а когда им случалось о чем-то заговорить, в ее голосе звучала теплота. Он старался отвечать ей тем же. Но теперь они никогда не оставались наедине.
А спутники их были вполне довольны таким исходом. Они прямо вились вокруг Кэтрин при каждом удобном случае — плоская равнина создавала для этого массу возможностей. Нет сомнения, Кэтрин в глубине души искренне сожалела, что обидела Флэндри, но что она могла сделать, если с каждым километром, пройденным на запад, в ней поднималась радость, которая вырываясь наружу смехом, изяществом жестов, готовностью с охотой отозваться на каждое доброе слово. Хэвлок с легкостью выяснил у нее все, что она знала об энейской базе, причем она даже не заподозрила, зачем ему нужны эти сведения.
— Черт побери, мне просто отвратительно использовать ее таким образом, — сказал тот своему командиру, оставшись с ним наедине и докладывая о результатах разговора.
— Вы
— Ничего себе возмещение за ту жестокость и предательство, с которыми ей пришлось встретиться в прошлом!
— А возможно, придется и в будущем. Да, но тем не менее… Том, мы же только собираем информацию. А будем ли мы действовать на ее основе, зависит исключительно от того, какова будет обстановка, которая сложится в Порт-Фредериксене к моменту нашего прихода. Я уже говорил вам, что не собираюсь пытаться совершить невозможное. Вполне вероятно, что мы спокойно отдадимся в руки властей.
— А если нет, то…
— Тогда мы постараемся нанести этой с самого начала обреченной затее такой удар, чтобы она рухнула чуть пораньше, что даст нам возможность спасти какое-то количество жизней. И мы очень постараемся, чтобы среди этих жизней была и жизнь Кэтрин. — Флэндри хлопнул мичмана по спине. — Не вешай нос, сынок! Все это, так сказать, образные выражения. Я был бы большим дураком, чем есть на самом деле, если бы имел в виду именно это. И тем не менее не вешай нос, сынок. Помни о девушке, которая ждет тебя.
Хэвлок ухмыльнулся и удалился, расправив плечи. Флэндри остался один. «Для меня никогда не найдется нужной девушки, — думал, он, — если Хью Мак-Кормак не будет столь любезен и не нарвется на пулю. Может быть, тогда… А не смогу ли я это как-нибудь сорганизовать? Но если она о том узнает… А мог бы я? Да нет, все это всего лишь пустые мечтания… Однако если предположить, что случай подвернулся… Мог бы? По чести говоря, не знаю».
Подобно Тихоокеанскому побережью Америки (на Терре, на матушке Терре), западный берег Барки весь состоял из возвышенностей, круто обрывающихся в океан. Когда Кэтрин увидела, блеск Великих вод, она вскарабкалась на самое высокое дерево, которое ей удалось отыскать. Ее голос, казалось, падал, к ним с ветки на ветку, подобно солнечному лучу.
— Бирса-Хед! Точно! Мы находимся менее чем в пятидесяти километрах от Порт-Фредериксена!
Она спустилась, вся светясь от счастья. А Доминик Флэндри не нашел ничего лучшего, как сказать;
— Отсюда я пойду один.
— Как это?..
— Порхать буду. В одном из скафандров. Сначала мы разобьем лагерь в каком-нибудь приятном и легко узнаваемом местечке. Затем я разузнаю, не смогут ли местные одолжить нам что-то вроде летающего аппарата. Летать-то скорее, чем переть пешедралом.
— Возьмите меня с собой, — попросила она, дрожа от нетерпения.
«Со мной ты можешь идти, пока не погаснет последняя звезда во Вселенной. Только вряд ли захочешь».
— Очень сожалею, нет. И не пытайтесь связываться по радио. Слушать — пожалуйста, передавать — нет. Откуда нам знать, какая там ситуация? Может, плохая. Например, варвары могли воспользоваться нашей семейной перебранкой и оккупировать базу. Я все проверю. Если я не вернусь через… э-э… двое этих маленьких и дешевеньких суток… — Всегда кривляешься, шут! — Тогда лейтенант Валенсия примет команду и будет действовать по своему разумению. Я бы предпочел Хэвлока, Валенсия симпатизирует мятежникам. И все же приходится учитывать субординацию, раз уж я лгу даже тебе, моя дорогая, и если хочу получить шанс повредить твоему делу, моя вечная любовь.