Мятежный дом

Чигиринская Ольга Александровна

Он снова запрокинул голову, прищурившись в потолок.

— Хорошо бы добиться, чтоб нас казнили по-простому и без выдумок.

* * *

«Ты шел куда-то с крестом, Раймон? Так вот, мы уже пришли».

Оглядев просторный зал, партер, где размещалась коллегия из пятисот человек и галерею для зрителей, он усмехнулся. Все эти люди, важные дамы и господа, пришли сюда, чтобы судить его, боевую скотину. Одно это было победой.

Зал тихо гудел.

«То цирк, и праздника ждут…»

Рэй посмотрел вправо — туда, где сидел Дик.

Их

разделяли перепонка силового поля, жадное внимание зала и… что-то еще. Рэй не мог это «что-то» уместить в слова, увязать в связные смыслы. Он просто знал, что даже если бы им дали момент наедине, если бы он мог коснуться Дика, пожать ему руку, поговорить с ним как с другом — он все равно не пробился бы через последний защитный барьер, которым Дик сам себя окружил.

И не знал, стоит ли.

Он вспомнил, как они оказались на арене в первый раз — тогда Дик тоже был за невидимой стеной, его ограждали со всех сторон боль и предельная усталость, и Рэй не счел нужным пробиваться за эту стену. Все могло кончиться провалом, и ему казалось тогда — не стоит. Ложная надежда — еще хуже, чем никакой. Вот победим, выживем — тогда и поговорим.

Сейчас он не мог предложить надежды, но мог предложить поддержку. Ему казалось, что именно в этом Дик отчаянно нуждается.

Сам Дик, похоже, считал иначе.

Он улыбнулся при виде Рэя и вяло махнул ему рукой — а теперь сидел, упираясь локтями в барьер и склонив лоб на неплотно сжатые кулаки. Когда в зал вошли с одной стороны — Шнайдер, а с другой — леди Констанс, охраннику пришлось ткнуть юношу между лопаток, чтобы он встал.

Рэй поднялся сам. Трудно было отказать себе в удовольствии посмотреть на Шнайдера сверху вниз.

«Когда-то ты заменял мне Бога. А ведь ты всего лишь плоть и кровь, такая же, как и я».

Ноги все еще болели, но Рэй улыбнулся во весь рот.

На тайсё это не произвело никакого впечатления.

— Я, Рихард Шнайдер, от имени Дома Рива буду обвинять этих людей, — сказал он. — И я обвиняю их в захвате заложников, многочисленных убийствах, разрушении имущества Дома, этологический диверсии. Здесь, в этом зале, я не тайсё, но один из граждан Дома, говорящий от имени всех.

— Я Констанс Ван-Вальден Мак-Интайр из рода Риос-и-Риордан, государева пленница, выступаю в защиту этих людей. В этом зале я, по всей видимости, все равно Государева пленница, — леди Констанс улыбнулась, демонстрируя следящий браслет.

— Пусть обвиняемые назовут свои имена и объявят о своем подданстве, — проговорил абитр.

— Я Порше Раэмон, — сказал Рэй. — Я считаю себя гражданином дома Рива, что бы остальные об этом ни думали. Ибо я родился в Доме Рива, здесь, на Картаго, вырос и воспитывался здесь, я сражался за дом Рива против дома Кенан и против Империи. Правда, в свое время, не зная, что я могу считать себя гражданином, я принес присягу императору Брендану Риордану. Но это не меняет дела: не одного имперца вы признали гражданином, значит, и я могу считать себя таковым.

Усмехнувшись в ответ на гул из зала, он сел.

— Я Йонои Райан, которого знают здесь как Ричарда Суну, — проговорил Дик ровным голосом. — Первое имя я

получил от кровных родителей, второе — от приемных. По рождению, если верить вашим законам, я ассоциат дома Рива. Наверное. Я не знаю, считается это или нет после того, как вы уничтожили Минато. Все равно я присягал Императору Брендану Риордану. Я гражданин Империи. Считать ли меня военнопленным, решайте сами. Мне как-то уже все равно.

С этими словами он сел и снова опустил голову на руки.

— Приступаем к опросу свидетелей с целью установить личности обвиняемых, — сказал невозмутимый арбитр. — Кто подтвердит, что… Порше Раэмон действительно тот, за кого себя выдает?

— Я, — раздался голос с галереи.

— Назовите себя.

— Северин Огата, глава дома Сога.

— Пройдите на место для свидетелей.

Огате подвели гравиплатформу и он спустился к барьеру.

— Кто-нибудь возражает против этого свидетеля?

Ни Шнайдер, ни леди Констанс не отозвались. Арбитр продолжил допрос.

— Как давно вы знаете Порше Раэмона?
–

— Больше десяти лет.

— Он тогда назывался Порше Раэмоном?

— Нет. Он носил номер тридцать четыре в моей роте.

— Как он получил имя?

— Попал в плен одновременно со мной в бою за Андраду. Мы защищали космопорт Пелей. Нас взяла Двенадцатая десантная манипула Синдэнгуми. Ее корабль назывался «Раймон Порше». Отсюда имя.

— Откуда вам знать, что этот морлок и ваш Тридцать Четвертый — одно и то же лицо?

— Другие морлоки из моей роты живыми в плен не попали.

— Боюсь, нам нужны более веские свидетельства.

— Тридцать Четвертый на моих глазах получил разрывной в грудь. У него должны были остаться шрамы.

Рэй ничем не выдал своего удивления, хотя оно было изрядным. Он прекрасно помнил туртана Огату, прежнего хозяина Динго, и прекрасно помнил, что того ранили первым. Плазменный заряд пришелся по ногам, их отожгло по самый пах, и с трудом верилось, что в таком состоянии туртан помнил, куда ранили Рэя. Неужели он лгал? И если лгал, то зачем? А с другой стороны — всяко бывает, нехорошо обвинять человека во лжи только потому, что тебе кажется… в конце концов, он мог и запомнить…

В любом случае, Рэй упустил момент, когда можно было поймать туртана Огату на слове. Арбитр приказал засвидетельствовать след ранения, силовые кандалы с тихим гудением зафиксировали Рэя неподвижно, чтобы охранник мог расстегнуть на нем тюремную робу — и тут леди Констанс подняла руку.

— Протестую, ваша честь.

Арбитр удивленно поднял брови — в вавилонских судах такое обращение к арбитру было не принято.

— Простите?

— Нет необходимости унижать моего подзащитного, раздевая его при всех. Вот запись осмотра, сделанного медиками сразу после помещения Раэмона Порше под стражу, — леди Констанс показала мнемопатрон. — Среди свежих следов истязания упоминаются и старые шрамы, в том числе залеченный крестообразный рубец в правом нижнем квадранте груди, начинающийся под правым соском и заканчивающийся на боку, над одиннадцатым ребром, двенадцатое и тринадцатое ребра хирургически удалены полностью.