Мятежный Карабах. Из дневника офицера МВД СССР.

Кривопусков Виктор

Серьезно на социально-политическом настроении в Азербайджане и, особенно, в ее столице отражалась неустроенность сотен тысяч азербайджанцев-беженцев из Армении. В недавнем прошлом хорошо обеспеченные жители азербайджанских сел Армении, производители и торговцы прекрасных овощей и фруктов, оказавшись в Баку или вокруг него не у дел, в чуждом для них городском мире, не смогли найти себе в новых условиях ни жилья, ни работы, ни средства к существованию. Они легко попадали в хитрые сети различных проповедников и организаторов сомнительных общественно-политических течений и преступных групп. Но особенно опасным становилось то, что было связано с НКАО. Лидеры азербайджанцев-беженцев жестко критиковали руководство Азербайджана за медлительность в решении карабахского вопроса, требовали ускорить выдворение армян с территории НКАО. Откровенно призывали к насильственным методам.

Позиция официального Баку была не

менее агрессивной. Искать пути примирения двух народов, по мнению бакинских руководителей, было незачем. И так все ясно. Искоренять армянскую нечисть в НКАО только силовыми методами. И чем скорее, тем лучше. Жаль, что Москва медлит, связывает руки, сдерживает планируемые операции, под которыми подразумевалось насильственное выселение армян с территории республики.

В беседах с представителями азербайджанского руководства обращало на себя внимание то, что надежды на кардинальное решение многих важных вопросов по Карабаху они откровенно возлагали на приезд в Баку в ближайшие дни первого заместителя министра МВД СССР генерал-полковника Громова, соратника Поляничко по Афганистану. Я знал, что Борис Всеволодович, недавно пришедший в МВД СССР и ставший в его руководстве куратором карабахской проблемы, в эти дни должен прилететь в Степанакерт, а затем посетить и Баку.

У меня тогда не было сомнений, что личные впечатления генерал-полковника Громова от посещения НКАО только укрепят сложившееся к этому времени в министерстве достаточно объективное представление по карабахским проблемам. Еще больше уверенности в этом мнении мне вскоре придал звонок из Москвы. По указанию моего непосредственного руководителя полковника внутренней службы Анатолия Григорьевича Середы я должен был получить в аэропорту Баку пакет с материалами, срочно доставить его в Степанакерт и вручить первому заместителю министра. Как только пакет оказался у меня в руках, я незамедлительно вылетел из Баку самолетом в Гянджи. Далее до Степанакерта без задержек, чтобы не разминуться с Громовым, меня доставляли патрульными машинами районных ГАИ, по территории которых пролегал мой путь. Появилась надежда, что я смогу поделиться с первым заместителем министра своими последними тревожными бакинскими наблюдениями.

Но уже в Агдаме, когда до Степанакерта оставался последний 17 километровый отрезок моего фельдъегерского маршрута, я узнал, что Громов по настоянию Поляничко сократил время своего пребывания в НКАО. Он не стал дожидаться получения материалов из Москвы, объективно раскрывающих состояние конфликта в Карабахе и серьезные претензии к Баку. Но, что было особенно важно, эти документы представляли позицию министерства по урегулированию межнационального конфликта на основе реализации законных мер, способных стабилизировать и нормализовать межнациональную ситуацию в Карабахе. И я уверен, что отсутствие этих материалов у первого заместителя министра внутренних дел СССР сыграло при встрече 16 апреля 1991 года с Муталибовым и другими руководителями Азербайджана роковую роль при определении «его собственных взглядов. Генерал-полковник Громов тогда поддержал предложение о проведении операции «Кольцо», Вернее, о насильственной депортации десятков тысяч людей армянских сел Геташен и Мартунашен Ханларского района, жителей всего бывшего Шаумяновского района Азербайджана, а также Гадрутского района и пяти армянских сел в Шушинском районе НКАО. Азербайджанскому руководству и лично Поляничко, видимо, удалось так впечатлить генерала Громова, что он уверовал в правоту применения террористических методов против армян — граждан своей страны. По возвращении в Москву генерал-полковник Громов возглавил руководство проведением этого беспрецедентного по масштабам, жестокости и афганизированного по содержанию «профилактического» мероприятия против армянского народа Нагорного Карабаха. Оправдывая свои действия, в одном из тогдашних интервью он дошел до угроз «обнести Карабах «Берлинской стеной».

Мое же пребывание в Степанакерте, встречи со старыми знакомыми — начальником УВД НКАО генералом Ковалевым, комендантом РЧП полковником Жуковым и его заместителем по политчасти полковником Полозовым, командирами частей и подразделений внутренних войск, народным депутатом СССР, председателем Мардакертского райисполкома Ваганом Габриеляном, председателем Степанакертского горисполкома Максимом Мирзояном и, конечно же, Робертом Кочаряном, Сержем Саркисяном, Аркадием Гукасяном, Мавреном Григоряном и многими другими карабахцами, только подтвердили чрезвычайную напряженность, ожидание новых акций азербайджанских властей против армянского населения.

В деятельности комендатуры наблюдалась нервозность, но не из-за разносов, которые мог учинить генерал-полковник Громов, а от необычности поставленных им задач. Зато работники Оргкомитета по НКАО, а все они были азербайджанцы, ежедневно

доставляемые на работу и с работы в бывшее здание обкома партии в сопровождении БТРов, стали чувствовать себя куда увереннее, всем своим видом загадочно намекая на предстоящие перемены в их пользу.

Вернувшись в Москву, я узнал, что Муталибов согласовал с политическим и военным руководством страны план проведения масштабной операции «Кольцо» в целях изъятия у армянского населения НКАО и прилегающих к ней районов незаконно хранимого оружия. Незамедлительно, при поддержке начальника нашего Главка генерала Воронова, я подготовил и передал по установившейся традиции через советника министра полковника Кузнецова докладную записку самому Б. К. Пуго. В ней был изложен прогноз развития событий в Карабахе на ближайшую перспективу, указывалось на стремление руководства Азербайджана в ходе операции «Кольцо» реализовать давно и тайно вынашиваемый план; начать при поддержке Москвы депортацию армянского населения. Все данные свидетельствуют о том, что первыми жертвами станут жители бывшего Шаумяновского района и прилегающих к нему сел Геташен и Мартунашен Ханларского района республики. В записке содержались данные о численности населения армянских сел, в том числе по половому и возрастному составу. Вносились предложения по предотвращению антиармянской акции, которая в случае ее проведения, будет иметь непредсказуемые последствия.

В эти дни я побывал в Верховном Совете СССР и ЦК КПСС. Большую надежду я возлагал на встречу по моей просьбе контр-адмирала Тимура Аркадьевича Гайдара с его афганским другом — первым заместителем министра МВД СССР генерал-полковником Громовым. Эта встреча состоялась 26 апреля. По виду, с которым Тимур Аркадьевич вышел от генерала Громова, я понял, что хорошего ждать нечего. Так и оказалось… Особые планы я строил в связи с возможным в ближайшее время очередным разговором с Вице-президентом СССР Геннадием Ивановичем Янаевым. Однако и этим моим надеждам и планам не суждено было сбыться. Утром, 28 апреля, когда я знакомился с записью выступления Муталибова 27 апреля по азербайджанскому телевидению, в котором он призывал «немедленно решить проблему армянского населения Азербайджана», а если Москва окажется неспособной сделать это, то «у республики хватит для этого своих сил и средств», меня неожиданно вызвал к себе начальник нашего Главка генерал Воронов. Без каких-либо обиняков он неожиданно для меня спросил:

— Виктор Владимирович, ты где в этом году собрался проводить отпуск?

— С друзьями из Ростова и Москвы, — недоуменно ответил я.

— Я не спрашиваю с кем, я спрашиваю где?

— В Сочи, товарищ генерал. Но до моего отпуска еще далеко. Отпуск у меня по графику в августе.

— Ладно, садись.

Генерал взялся за телефон, набрал какой-то номер. Затем у него состоялся разговор, который, как мне показалось, не имел ко мне никакого отношения. Речь шла о путевке в наш ведомственный сочинский санаторий «Искра». Причем собеседник, видимо, отказывал генералу в просьбе. Тогда генерал сказал в трубку, что это приказ министра. Затем с легкой досадой согласился с каким-то встречным предложением. Положил трубку и продолжил разговор со мной:

— Значит, так. Сейчас берешь мою машину, едешь в наше лечебно-санаторное управление. Получаешь для себя путевку в Сочи. Правда, она со 2 мая, а отпуск у тебя уже с завтрашнего дня, ну да ничего. Я надеюсь, что тебе есть, где провести эти дни до отдыха в сочинском санатории, кроме Москвы?

— Товарищ генерал, Борис Васильевич, вы, видимо, что-то перепутали. За путевку спасибо, но отпуск у меня в августе, А путевку друзья мне уже предусмотрели. Да и не до отпуска сейчас. Я только из Карабаха. Вы же знаете, что там в ближайшее время планируется. Я третьего мая должен снова летел в Степанакерт для участия в операции «Кольцо». Разве не так?

— Вот именно, не так. Слушай меня внимательно. Ты должен с завтрашнего дня находиться в отпуске. И не просто в отпуске, а удалиться из Москвы. И весь остальной отпускной период находиться там, где захочешь, но только не в Москве и Карабахе. Понял? Это приказ, и надеюсь, понимаешь, что не только мой. Тебе не надо участвовать в организации операции «Кольцо». Твое мнение известно. Но оно сейчас уже не может изменить принятое решение. Мы сочли за лучшее, чтобы ты не только не участвовал в операции, но и вообще не был в это время на службе. Отправляйся в отпуск. Так будет лучше и для тебя, и для твоих будущих дел. Не возражай. Это приказ. И еще. Находясь в отпуске, не пытайся влезать в дела, звонить. Мой тебе совет: только отдыхать. Если потребуешься — отзовем. Все. Поезжан немедленно за путевкой, ее, как ты, наверное, догадался из моего разговора с начальником лечебного управления, отобрали специально для тебя у заслуженного человека. Служебные дела передашь своим коллегам в установленном порядке.