Мятежный Процион
Шрифт:
Почему он, сверхмашина и сверхчеловек в одном теле, стоял в тяжёлой задумчивости, глядя на далёкое извержение?
Что ему до тех, кто задыхался от пепла на улицах города?
Разве должен волновать его природный катаклизм, который закончится спустя пару дней?
Конечно, нет.
Город лишь временно был покинут машинами — все андроиды сейчас проходили радикальное усовершенствование, чтобы выйти из недр цокольного этажа такими же сверхсуществами, как он сам.
Он испытывал глухую тоску совсем по иной причине, а мрачная обстановка
Сегодня Нагаев понял, что при всём совершенстве своего тела и разума он — абсолютное ничтожество.
Страсти конечны. Они исчерпываются, уже не несут новизны, мир понятен, как решённая задачка из учебника арифметики первого класса, перспективы известны, прошлое оценено, и что у него осталось в итоге?
Бессмертие?
А где цель вечного существования?
Власть?
Ничтожная, ничего не несущая, сомнительная привилегия, когда она ни к чему не обязывает, когда за неё не нужно бороться, ибо нет конкурентов, всё известно заранее.
Научный поиск?
Его губы исказила саркастическая усмешка.
Сегодня он видел, что такое настоящая жизнь, которая недоступна ни ему лично, ни формирующемуся в данный момент поколению обновлённых машин.
Он видел, как ничтожное, смертное человеческое существо, чьими помыслами он когда-то забавлялся, питая свои бесплодные нейромодули, — обыкновенная женщина, вряд ли осознающая, какие замыслы вершатся рядом с ней, шла по улице, укрывая пятилетнюю дочь от падающего с небес пепла, и что-то рассказывала ей, ласково улыбаясь своему ребёнку…
Нагаев, наблюдавший за этой картиной, сначала испытал шок, а затем его настиг ужас от внезапного понимания — никогда он не сможет стать таким, как эта смертная, идти и улыбаться маленькому существу, ограждая его милой болтовнёй от угрожающего разгула стихии…
Он никогда не сможет иметь детей.
В этот день, а вернее, этой ночью, глядя на падающий пепел, клубящиеся тучи и далёкое зарево извержения, он искал причину своего внезапного падения с вершины олимпа иллюзий и не понимал, что, соединяя живое с неживым, он получил в итоге не сверхчеловека и не сверхмашину, а нечто принципиально иное.
Новую форму жизни, которой необходим новый смысл бытия.
Нагаев упорно отказывался признавать данный факт, лишь всё более мрачнел, углубляясь в тщетный запоздалый самоанализ, понимая, что, когда был андроидом, едва осознававшим факт собственного существования, он ещё мог найти этот самый смысл бытия, мог полюбить если не другое существо, то окружающий мир, мог научиться видеть красоту, отыскать в окружающей действительности нечто уникальное, что трепетно отзовётся в душе не стандартным набором биохимических реакций, а неподдельным звенящим чувством, принадлежащим только ему и никому другому…
Он знал, что наступит дальше.
Процессы терраформирования, остановленные в критической стадии, начнут терять положительный
Есть ли смысл тянуть, ждать этой агонии?
Мысль подчеркнул внезапный разряд молнии.
Напоенные влагой облака конденсировались над городом, третьи сутки подряд разряжаясь грозами.
Вспышка белого сияния осветила окрестности, на миг стало светло, как днём, и Нагаев, по привычке фиксируя открывшуюся взгляду картину, вдруг заметил, как по одной из дорог, ведущих в город, движется нечто, похожее на армию насекомых…
Сенсорные системы глобального контроля уже вторые сутки сбоили из-за обилия пепла, облепившего все датчики, а в городе не осталось безропотных исполнительных механизмов, которые бы очистили их, оставалось уповать лишь на ливень…
Или на собственное зрение и абсолютную память, запечатлевшую яркую картину освещённых вспышкой молнии окрестностей.
Обработка изображения заняла пару секунд, не более.
Вывод кибернетической системы был категоричен — по южной магистрали к городу под прикрытием непогоды двигалось несколько сот эволюционировавших механизмов.
На миг Нагаеву стало жутко, потом появилась досада, но в конечном итоге на лице отразилась всё та же угрюмая саркастическая усмешка.
Что ж. Пусть будет так. По крайней мере, это лучше, чем перспектива растянувшейся на века агонии.
Он не станет поднимать тревогу.
Пусть ослепший город погрузится в хаос под ударом примитивных кибернетических форм, которые разучились сами добывать необходимые ресурсы, превратившись в кочевые орды, разорившие уже не один десяток производственно-добывающих комплексов.
Он не сдвинется с места. Ещё десять-пятнадцать минут, и проливной дождь смоет липкий пепел с датчиков обнаружения, унесёт его мутными потоками в колодцы ливневой канализации, и тогда улицы города, озарённые включившимся освещением, продемонстрируют последний акт затянувшейся на века драмы под названием «колонизация».
Свет действительно включился, но, вопреки ожиданиям Нагаева, на улицах города всё оставалось тихо и спокойно.
Население предпочитало сидеть по домам — шутка ли — третьи сутки непрекращающегося природного катаклизма, сопряжённого с перебоями в подаче энергии…
Нагаев был удивлён.
Пришлые кибермеханизмы, по всем расчётам, уже должны находиться в черте города, но почему не поднята тревога? Где паника, которой он ждал, почему не начинается предсказанный им акт трагедии?