Мятежный регион
Шрифт:
И вот нововведение – боевики, явившиеся с повинной и принёсшие автомат, если в отношении них нет сведений о совершенных тяжких преступлениях, подлежат амнистии. Этот шаг нам видится весьма сомнительным. Освобождать мерзавца, который стрелял по нашим войскам и по нам из засады, потому что он притащил ржавый ствол – это как-то неправильно. Но бандюки вовсю пользуются этим и получают справки, что к ним претензий у органов нет.
«Службой участковых инспекторов Шелковского ВОВД изъята граната «РГД-5», – читаю я очередную сводку.
Граната – это хорошо.
Постоянно проводятся мероприятия по изъятию
Эта самая РГД-5 – я её вижу уже которую неделю. Это участковые изгаляются. Нашли гранату, а потом изымают её каждые три дня. Пишут, что уничтожили, и опять изымают. И по отчётам проходит постоянно – изъято. Уголовный розыск такой фигнёй не занимается. У нас и так есть, чем отчитаться.
Наш ОУР быстро и глубоко врастает в местную ситуацию. Что такое угрозыск? Это, прежде всего, оперативная информация. Вот и собираем её по крупицам – от задержанных боевиков, от местных, которые порой с огромным удовольствием закладывают друг друга. От военных и ФСБ тоже что-то перепадает. Так что наши машины в гаражах не простаивают – вечные выезды на проверки информации.
Создаём агентурные сети, подбираем источники. Копаемся в бумагах отдела шариатской безопасности, который занимал это здание до нашего прихода. Там тоже много интересного. Например, картотека проституток Шелковского района. Их оказалось неожиданно много для мусульманской территории. Вот опера и выдёргивают их по одной, по опыту зная, насколько ценными, осведомлённым источниками могут быть эти дамы, да ещё с учётом того, что они в своём беспокойном бизнесе и полной приключений жизни во всем зависят от милиции.
С Гудермеса пришла ценная указивка – для более эффективной обработки оперативной информации и реагирования на неё отсылать туда постоянно секретные меморандумы оперинформации, полученной от источников. Ну, мы и шлем. Забиваем всё сколь-нибудь значимое, касающееся боевиков и террористических вылазок, из агентурных записок и рапортов кратковременного оперативного контакта.
Из-за того, что требуют с нас эту информацию постоянно и в товарных объёмах, приходится вместе с реальными фактами собирать разные сплетни, а то и сенсации высасывать из пальца. Ну, это всё заканчивается тем, чем и должно по всем незыблемым законам бюрократической системы. То, что мы отправляем в Гудермес, приходит к нам обратно в виде уже их информации и указаний принять срочные и жёсткие меры. Поэтому мы уже начинаем осторожно фильтровать сообщения наверх, чтобы потом не оказаться исполнителями своих же инициатив. Тут бы самим себя не наказать.
Каждое утро в ВОВД приходят циркуляры, пачки шифротелеграмм со строгими указаниями, горячей оперативной информацией, требованием принять меры. Некоторые мотивы в них звучат изо дня в день в неизменном виде.
Например «имеется оперативная информация о готовящихся провокациях со стороны незаконных вооружённых
Очередная шифротелеграмма. Начальник розыска Мишка Григорьев протягивает её мне и говорит:
– Ну и чего делать?
Там черным по белому написано, что боевики в составе двух сотен человек вошли в ногайское селение Сары-Су и готовят оттуда наступление. Две сотни человек – это очень много. Это отделом не справится, придётся проводить масштабную войсковую операцию с артиллерией и самолётами. Да и эти Сары-Су проблемный населённый пункт, там боевики ощущают деятельную поддержку мирного населения.
Григорьев нервно барабанит пальцами по столу. Потом отчаянно машет рукой:
– Надо проверять. Поехали на разведку.
– Поехали, – киваю я.
На трёх машинах – розыск с СОБРом, двигаем в сторону Сары-Су.
Равнинная местность. Какие-то поля, камыши, степи. Вот и долгожданное село.
Мягко говоря, ощущаем себя неуютно. По большому счёту, сегодня мы смертники. Если в селе на самом деле две сотни боевиков, и они догадались выставить скрытое охранение и наблюдение, тогда нас просто расстреляют с замаскированных огневых точек. В общем, падём смертью храбрых. Продырявят нас, как мишени в тире. И как-то не шибко такого хочется. Начинаешь как-то острее воспринимать мир и понимаешь, что он прекрасен, и ты не против ещё тут задержаться на лишние несколько десятков лет.
Останавливаемся на окраине села. Собровцы занимают огневые позиции, напряжённо оглядываясь и ожидая, когда же тишина расколется звуками выстрелов. Но вот движухи вроде бы никакой. Сплошное умиротворение и спокойствие.
Осторожно двигаем в село. На улицах пусто – вообще не души. И как-то нам здесь не по себе. Может, затаились злыдни? А нас на мушке держат? Щетинимся автоматами и ручными пулемётами. Пытаемся сориентироваться.
Проходят мимо нас шаркающей развязной походкой двое местных ногайцев. Раскосые глаза прожигают незванных гостей насквозь. Что-то добродушия в них не видно. Неудивительно – среди ногайцев полно ваххабитов. А Сары-Су – ваххабитский заповедник.
Протрещал по дороге новенький синий трактор, на котором гордо, как на скакуне, возвышается гордый сын степей. Эти трактора – подарок России. На освобождённые территории в сельхозпредприятия их загнали много тысяч. Мол, власть добрая, даёт возможность честным труженикам работать и процветать. Шаг, в принципе, мудрый. Работа и возможность зарабатывать порой действует куда лучше агитации, пропаганды и угроз с дубиной наперевес.
Прошерстили мы весь посёлок. Выдернули пару жителей на разговор. И ничего не нашли.