Мыльная сказка Шахерезады
Шрифт:
— Кого-то ищешь?
Сергей не растерялся и задал вопрос:
— Здесь можно продать макулатуру? От бабушки куча брошюр про здоровье осталась.
— Нет, милый, ты пришел в музей редкой книги, он создан на основе частной коллекции профессора Булгакова, — ответила женщина. — Владимир Егорович всю жизнь охотился за ценными экземплярами и завещал после своей кончины сделать свое собрание общедоступным. Хочешь посмотреть?
Сергей обрадовался возможности заглянуть в глубь помещения:
— Давайте.
Дама
— Вообще-то мы сюда пускаем группами, по предварительной договоренности, но к нам крайне редко заглядывают школьники, ради тебя я сделаю исключение. Пошли. Экспозиция начинается с мемориального кабинета Владимира Егоровича.
— У меня денег нет, — на всякий случай предупредил мальчик.
— Мы работаем бесплатно, такова была воля профессора Булгакова, — торжественно провозгласила женщина и распахнула белые двери.
Полчаса Сережа рассматривал застекленные шкафы, где теснились тома, и слушал рассказ про мебель. Тетку, которая назвалась Эммой Генриховной, было невозможно остановить, она сыпала словами без пауз.
— Письменный стол восемнадцатого века сделан из дуба, украшен медальонами и является точной копией того, за которым работал Эмиль Золя. Чернильница из бронзы приобретена на аукционе, ранее она находилась в кабинете Диккенса, а маленькая фигурка овечки некогда украшала камин в комнате Эмилии Бронте.
Сергею оставалось лишь моргать. Имена, перечисленные женщиной, были незнакомы мальчику, и вообще он не понимал, почему надо восхищаться потрепанными книгами, когда можно пойти и купить новые? Это же противно — листать грязные страницы и держать в руках засаленный переплет!
Но музейная курица явно считала иначе. Она чуть не рыдала от восторга, тыча указкой в полки. А когда Сережа устал и решил присесть на непрезентабельную табуреточку с бархатным, сильно потертым сиденьем, Эмма Генриховна громко заорала:
— Не сметь! Это подлинная мебель из дома Чехова!
Сережа чуть не упал от вопля и решил поскорей смыться. Он подождал, пока баба отвернется к здоровенной этажерке, набитой фарфоровыми фигурками, и толкнул одну из дверей комнаты. Мальчик рассчитывал очутиться в коридоре, но вместо него увидел квадратный зал, метров сорока, не меньше, одна часть его была оборудована под сцену, во второй стояли стулья.
— Там нет ничего интересного, — заявила женщина, — у нас работает клуб книголюбов, мы ставим спектакли.
— Театр! — догадался Сергей.
— Самодеятельный коллектив, — кивнула дама.
— Всех берете? — спросил мальчик.
Женщина мягко улыбнулась:
— В принципе да. Но тебе с нами будет скучно, самой молодой актрисе почти сорок. Здесь собираются…
— Старички, — ляпнул Воронин.
— Мы себя считаем молодыми, — засмеялась дама, — но, боюсь, ты прав.
Глава 17
Когда
— Никакой секты нет! — запрыгала Катя. — Песни они поют и стихи читают на репетициях. Тетка с собакой психованная, ей везде сектанты мерещатся, крыша у дуры поехала.
— И замуж тетя Ира не собирается, — добавила Соня. — Твоя мама никому любовных писем не пишет, она роли переписывает, так лучше текст запоминается.
— Почему она мне не рассказала? — запоздало удивилась Катя.
— Стесняется, — предположила Соня.
— Или ей стыдно, — высказал свое мнение Сережа.
— Ничего плохого в театре нет! — возразила Катя.
Соня произнесла традиционную фразу:
— Родители странные. Может, тетя Ира думает, ты над ней хохотать примешься, дразниться или обидишься, что она не с тобой свободное время проводит.
— Надо ей сказать, что я не против, — засуетилась Катя. — Наоборот, хорошо, если она друзей нашла, а то постоянно одна.
— Лучше молчи, — посоветовала Соня, — не фига лезть без спроса в чужую жизнь.
Катя согласилась с Софьей и перестала рыться у матери в телефоне. А Ира к середине ноября опять стала сидеть дома в свободные от работы дни. Похоже, она разочаровалась в самодеятельности или там не оценили ее талант.
— И почему вы решили, что Кате звонят из театра? — не поняла я.
Соня ответила:
— Ее так позвали! Уржаться можно. Голос, будто сериал рекламирует! По телеку мужчина так говорит в анонсе: «Скоро на нашем канале покажут лучший фильм десятилетия, правда о том, чего никто не знает».
— Во времена моего детства говорили: «Голос Левитана», — улыбнулась я.
— Он был художник, не артист, — снисходительно поправила меня Соня.
— Юрий Левитан, — уточнила я, — диктор, который во время Великой Отечественной войны читал все сводки Совинформбюро, и он же сообщил о капитуляции фашистской Германии.
— Разве тогда уже был телек? — заморгал Сережа.
— Юрий Левитан работал на радио, — пояснила я. — В вашей гимназии историю преподают? Ладно, вернемся к звонку. Так что сказал красивый мужской голос?
— «Соизвольте пригласить к телефонному аппарату Екатерину Соловьеву», — продекламировала Соня. — Нормальный человек разве так скажет? Вот я и решила: из того театра звонили!
— Больше идиотов нет! — подхватил Сережа. — У Сонькиного телефона звук мощный, можно громкую связь не включать, я тоже услышал. Прикольно. Катюша в инглиш-кабинет рванула, а Соня сказала:
— Что случилось? Никогда Катьке мама не звонила!
Ну я и говорю:
— Это не мать. Небось из секты какой-то дурак прорезался.