Мышеловка
Шрифт:
— Чего тебе, парень?
— Сколько охранников и слуг держит на своей вилле Намцевич? — напрямую спросил я, памятуя о том, что с Ермольником лучше не ходить вокруг да около.
— Зачем это тебе?
— Вы же уверены в том, что это они убили деда по приказу Намцевича. И ясно дали мне понять это. У меня есть и другие версии, но я хочу проверить вашу.
— Опять «хочу»…
— Да не цепляйтесь вы к словам! Мы сейчас все здесь оказались в одной западне. Так что нам лучше держаться вместе.
— Я
— Ну и зря. С вашим характером и силой… да за вами народ так и попер бы, случись что… Я вам не льщу, а констатирую факт. Ну так сколько?
— Человек десять, — неохотно отозвался Ермольник, но я разглядел на его губах под усами легкую усмешку. — И все вооружены, — добавил он, пыхнув в меня папироской. — Чуешь?
— Чую-чую… Чую и то, что вы там, на наковальне, вроде бы сабельку мастерите? А в углу цельная пика стоит. Что, к Куликовской битве готовитесь?
— Оружие не помешает… время идет лихое. А ты, парень, глазастый. Как Арсений. Ну и что ты надумал?
— Потап Анатольевич, я знаю, что это вы делали ограду и ворота к вилле Намцевича. Сможете мне изготовить еще один ключ к замку? Мне необходимо побывать там ночью. И если получится — кое с кем потолковать. Скажу честно: с Валерией. Мне кажется, что ее там держат вроде заложницы. По крайней мере, она должна многое знать. Очень много.
— Тянет тебя, значит, к ней? Ты, парень, гляжу, совсем как твой дед. Такой же бестолковый. В любви.
— Тянет, — признался я. — А вы, выходит, в этой самой любви целую свору собак слопали? То-то бобылем и живете.
Кузнец крякнул, видно, мои слова пришлись ему по душе.
— Подумай сам, что лучше: когда тебя баба за нос держит и вертит или когда у тебя нос в табаке и ты на нее чихаешь? — ответил он.
— Ладно, оставим этот философский диспут. Так сделаете ключик?
Ермольник долго смотрел на меня, словно оценивая, потом, так ничего и не ответив, ушел в кузницу. «Не вышло», — подумал я. Подождав минуты три, я поднялся и собрался уходить.
Но в это время из дверей снова вышел кузнец.
— Мне не надо ничего мастерить, — угрюмо сказал он. А потом протянул на заскорузлой ладони массивный ключ с двумя бороздками. — Вот дубликат.
— Спасибо, — сказал я и положил ключ в карман.
— Только пойдем вместе, — добавил Ермольник.
Я кивнул головой и пошел по тропинке к поселку.
А оглянувшись через несколько метров, увидел, что кузнец все еще стоит в дверях и каким-то тяжелым взглядом смотрит мне вслед. Затем он круто развернулся и скрылся в кузнице.
В поселке я задержался возле газетного киоска, где поболтал немного с Дрыновым — о том о сем…
Меня интересовал этот высокий и бледный спирит с благородной седой шевелюрой, непонятно каким ветром занесенный в
— Скажите, Викентий Львович, а мой дед посещал ваши сеансы? — невзначай спросил я.
— Как же, как же, — кивнул тот головой. — Большим любителем был. Захаживал постоянно.
— И что же он спрашивал… у духов?
— Да разное, — замялся Дрынов, а мне показалось, что его бледность еще больше усилилась, стала почти смертельной. — Я уж и не упомню. Что-то о своих предках. Дальних-дальних. Они ведь, если не ошибаюсь, египетскими жрецами были? Или из Ассирии?
— Впервые слышу, — изумился я. — Это для меня новость.
— Да… мало мы еще знаем о переселении душ, — как-то невпопад произнес Дрынов. И еще более уклоняясь от темы, добавил: — А газет теперь не скоро получим… Когда-то?
Мне почему-то явственно представилась такая картина — словно бы по глазам полоснуло ослепительным лучом, разрезавшим темноту: комната, круглый стол, а за ним сидят все местные спириты — сам Дрынов, доктор Мендлев, булочник Раструбов, учитель Кох, староста Горемыжный, проповедник Монк и рыжая ведьмочка Жанна, и среди них — мой дед… гасится свет, вертится и позвякивает блюдце, а к деду уже тянутся в этом мраке все семеро, четырнадцать рук… семьдесят пальцев… впиваются в его тело… рвут плоть… и лишь сатанинский смех… и смерть…
— Что с вами, вам плохо? — услышал я голос Дрынова.
— Нет, — мотнул я головой, сбрасывая наваждение. Но ведь могло же, могло быть такое коллективное убийство? А почему это представилось мне именно здесь, перед Дрыновым?
— Вы как-то побледнели, — продолжил тот.
— Вы — тоже, — отозвался я.
— У меня — болезнь…
— А у меня целых три. Извините, Викентий Львович. — Я увидел, что по улице идут Комочков и Жанна, и пошел им навстречу. Парочка была еще та: оба рыжие, будто курага, и с зелеными глазами, в которых начинал разгораться огонь любви. Медсестра как-то сухо поздоровалась со мной, а потом тотчас же и попрощалась.
— Значит, до вечера! — крикнул ей вслед Комочков, чуть не облизываясь при этом. Я и не предполагал, что он такой сексуальный маньяк.
— А что у нас намечается на вечер? — поинтересовался я.
— Не знаю, что у вас, а лично меня она поведет к Волшебному камню. Как журналист я не имею права не исследовать такое таинственное явление.
— Ладно, исследуй. Только учти: камешек может быть кем-то уже ангажирован. Девушкой-Ночь, например. Это ее излюбленное место.
— Ничего, подвинется.