Мышеловка
Шрифт:
— Вы хотите сказать: украл?
— Можно сформулировать и так.
— Странно.
— Конечно, странно. Кому он мог понадобиться? Свиней резать?
— Или людей.
— Что вы имеете в виду?
— Скоро узнаете. А скажите-ка, доктор, что у вас в том пузырьке, который вы поспешно задвинули в ящик стола, когда мы вошли? Ужасно жажда мучает.
Густав Иванович молча улыбнулся, встал, достал три мензурки, пузырек и разлил спирт.
— Это лучше того, что мы пили вчера, — сказал он.
— Да… —
— Наверное, какой-нибудь экстракт белладонны с красавкой.
— Либо наркотические травы, — вставил я. — Но надо быть хорошим специалистом, чтобы разбираться в них. Очевидно, у него грамотный помощник. Вроде Раструбова. Ведь он часто приносит вам свои находки с болота? — Я не забывал, что мне надо выявить еще и возможную причастность пекаря и Мендлева к убийству деда. Но мой вопрос нисколько не смутил его.
— Да, я пользуюсь его услугами, — ответил он. — Иногда я составляю лекарства и по методам народной медицины.
— И яды тоже?
— Ядами занимался ваш дедушка, — холодно произнес доктор.
— А как часто его и ваши пути пересекались? В какой точке болота?
— Я вас не понимаю.
— Поставим вопрос иначе: сколько раз пекарь обещал вам то, что отдавал деду, и наоборот? И из-за какого редкого растения разгорелся главный конфликт?
— Вы говорите загадками, Вадим Евгеньевич. Хотите еще спирта?
— Я хочу, — ответил за меня Марков. — А ему хватит.
Минут через десять мы брели в сторону озера и рассуждали, врет доктор Мендлев или говорит правду, украл у него нож кто-либо из пациентов или он сам имеет прямое отношение к убийству Мишки-Стрельца.
Версия Густава Ивановича выглядела довольно правдоподобно.
— Но я ему все равно не верю, — сказал Марков. — Уж больно все гладко стелется.
— А тебе и положено никому не верить.
— Итак, у нас четверо подозреваемых. Ермольник, Громыхайлов, Гриша и — гипотетически — сам Мендлев. Но не исключено, что есть кто-то и пятый — пациент доктора.
— И вот что любопытно. Заметь, что все они имеют какое-то косвенное отношение к смерти деда. Девочку также могли убить либо Громыхайлов, либо маньяк Гриша, либо опять неизвестный. Какой-то заколдованный пасьянс получается. Как новый труп, так вокруг него те же лица, которые подозреваются в гибели дедули. А за ними — таинственная фигура умолчания. Что это — случайность? Мне так кажется, что все вертится вокруг деда. Найдя его убийцу, мы распутаем все эти узелки.
— И все-таки ты зря раскрыл перед Мендлевым некоторые карты из этого пасьянса, — укорил меня Марков. — Пекаря надо было держать в резерве. Теперь, если их действительно связывает серьезное дело, они будут осторожнее.
— У меня есть против доктора кое-какие козыри
— Выкладывай.
— Подожду. Ты же мне тоже не все рассказываешь.
— Ладно. Только не зарывайся. Мы подошли к берегу, на котором лежали сожженные остовы лодок. Вся рыбацкая флотилия была уничтожена за одну ночь. Понурая группка рыбаков стояла чуть поодаль.
— Что это еще за кладбище погибших кораблей? — спросил Марков.
— Какой-то умный ход Намцевича, — пояснил я. — Пока вы давились белладонной и изображали театр времен императора Нерона, мы с ним наблюдали, как горит Рим.
— Понятно. Очевидно, он хочет, чтобы из Полыньи вообще никто не улизнул. Вот только зачем?
— Спроси у него сам. Валентин! — позвал я знакомого рыбака — того самого, кто первым обнаружил труп деда. — Как это все произошло?
— Ночью, — хмуро откликнулся он. — Когда мы спали. Кто-то облил их бензином и поджег. Найти бы эту сволочь!
— И неужели никто ничего не видел и не слышал?
— Куда там! Все так накушались на радостях, что… — И он махнул рукой.
— А что за радость-то? Русалок наловили?
— Да Намцевич нам ящик водки прислал. В подарок. Вот мы… и соблазнились.
— Тогда вопросов больше нет. Бойтесь данайцев, дары приносящих…
— А?
— Я говорю: спроси моего друга. Он вчера был у Намцевича, и его тоже опоили. Только что не подожгли. Еще успеется.
От группы рыбаков отделился один здоровенный мужик.
— А ну валите отсюда! — сказал он, угрожающе надвигаясь на нас. — Еще неизвестно, кто поджег! Может быть, ты сам со своими пришлыми? А Александра Генриховича не трожь, понял?
— А сколько он тебе платит, дядя?
Вместо ответа огромный кулак чуть не влетел мне в ухо, но Марков ловко перехватил руку и вывернул ее за спину. Мужик взвыл. И хотя он был раза в два крупнее Егора, но походил сейчас на беспомощный куль с песком. Остальные рыбаки, потоптавшись, нерешительно двинулись в нашу сторону. Марков оттолкнул к ним мужика и успокаивающе поднял руки.
— Все, ребята, все! Инцидент исчерпан. Будем дружить семьями.
— Уходили бы вы, правда, — посоветовал Валентин. — Мы тут сами разберемся. Без посторонних.
— Уже уходим. А ты все-таки подумай над моими словами, — сказал я.
Мы повернулись и пошли прочь, оставляя поле не состоявшейся битвы. И правильно сделали, потому что даже при всей сноровке Маркова нам бы не поздоровилось. Но зато я понял, что и среди рыбаков у Намцевича были свои люди. Не они ли и подожгли лодки?
— Что ты думаешь по этому поводу? — спросил я.
— То же, что и ты. Что мы влипли, как тараканы в дуст. А выход только один.
— Какой?
— Принять вызов и бороться. Я лично намерен так и поступить.