Мыши
Шрифт:
Мама была ужасно бледной, когда выбралась из ямы.
Мы стали засыпать его землей. Я кидала комья на ступни (одна была в кроссовке, другая в рваном зеленом носке), ноги, левую руку, грудь, только не на голову. Увидев, как мама зачерпнула полную лопату земли и вывалила ему в лицо, я поморщилась ( прямо в глаза, в рот!), но тут же одернула себя за такое слюнтяйство.
Он же ничего не чувствует, он мертвый!
Когда мы закончили, юноша навсегда исчез с лица земли. Остался коттедж
Опершись на лопаты, еле живые от усталости, мы устроили себе короткую передышку перед тем, как приступить к следующей малоприятной задаче — нам предстояло отмыть кухню от крови.
И вот тогда я услышала этот звук. Тихий, неясный, похожий на мелодию или трель птицы, а может, и насекомого. Он затих, но вскоре опять зазвучал все тот же набор музыкальных нот. Мы с мамой переглянулись, сбитые с толку. Тишина. И снова эти звуки. Я оглядела ближайшие кусты и цветники, пытаясь понять, что это могло быть, и тут меня осенило. Я знала эту мелодию. Я слышала ее много раз прежде — на улице, в кафе, в ресторанах, в поездах…
Это был звонок мобильного телефона. И он доносился из овального розария.
18
Мобильник грабителя звонил еще раз двадцать, прежде чем окончательно замолк. Я поймала себя на том, что все это время стояла, сжав кулаки и стиснув зубы, словно испытывала физическую боль.
Мама редко ругалась, но сейчас не сдержалась. И выплеснула поток грубой брани.
— О, боже! — заскулила я. — Боже мой!
Мы в ужасе уставились на розарий, словно перед нами оживала сама земля, обретая способность говорить.
— Что будем делать, мама? Что будем делать?
Мама долго молчала, прежде чем ответила:
— Придется выкопать его. Мы должны достать этот телефон. Нельзя рисковать: вдруг он опять зазвонит и кто-нибудь услышит? — да и полиция может отследить звонки и выяснить его точное местонахождение. Надо извлечь его оттуда.
Она потрепала себя по голове и нахмурилась:
— Черт возьми!Мне следовало обыскать его карманы. О чемя только думала!
Выкапывать труп и шарить по его карманам — для меня это было чересчур. Я повалилась на траву.
Мама бросила на меня взгляд через плечо. Я с трудом сдерживала слезы. Меня знобило. Я задыхалась, но даже большие порции воздуха, которые я судорожно заглатывала, не помогали. Я не хотела снова видеть его лицо. Не хотела видеть лицо с залепленными грязью глазами и ртом. Вряд ли я смогла бы выдержать это…
— Я сама это сделаю, Шелли, — сказала мама, словно читая мои мысли. — Но у нас не так много времени. Иди в дом, возьми из кухонного шкафа тряпку и начинай отмывать пол. Больше никуда не ходи, оставайся на кухне —нельзя разносить кровь по всему дому.
— Хорошо, мама, — произнесла
Я лежала, будто придавленная к земле тщетностью, глупостью, ошибочностью того, что мы делали.
— Кто-то ужеразыскивает его, мама. Кто-то уже пытается его найти. Нам это никогда не сойдет с рук. Нас обязательно поймают!
Она повернулась ко мне, и ее лицо, с синевато-багровой отметиной под глазом, показалось мне странным и зловещим.
— Теперь уже поздно думать об этом, — произнесла она тусклым голосом, словно мысленно была далеко — возможно, уже готовила себя к отвратительной миссии.
И в этот момент снова зазвонил телефон грабителя, так что я подскочила, как от электрошока. Я быстро встала на ноги и поспешила к дому. Я не могла слышать этот звук! Я должна была убраться подальше от этого звука!
Бодрая мелодия из восьми нот, повторяющаяся снова и снова, отдавалась в моих ушах смехом грабителя, который дразнил нас, насмехался над нами из темноты своей тесной могилы.
Когда через полчаса мама зашла на кухню, ее лицо было осунувшимся и болезненным, каким я его никогда не видела.
Она вывалила на скамейку содержимое одного из карманов своего халата. Там были плоская пачка сигарет, зажигалка «Зиппо», потертый кожаный бумажник, фантики, связка ключей от автомобиля на брелоке с футбольным мячом и мобильный телефон.
— Я его отключила, — сказала она.
Она полезла в другой карман и достала пачку смятых банкнот.
— Ты только посмотри. В заднем кармане у него были все деньги из-под матраса — почти двести фунтов. Даже не верится, что я не заглянула в его карманы, прежде чем… — Она не договорила.
— Мы почти совсем не спали, мама. Мы сейчас плохо соображаем.
— Что ж, отныне нам придется соображать хорошо — иначе нас поймают. —Она положила руки на пояс и закусила нижнюю губу, как всегда делала, когда волновалась. — Мы должны думать. Думать.
Она пыталась подавить в себе панику, ужас и отвращение; пыталась разобраться с этой кровавой бойней, как с очередным проблемным делом, которое ей швырнули на стол. Для нее это было очередной интеллектуальной головоломкой, вызовом. Все, что от нее требовалось, это обратить всю мощь своего блестящего ума на решение поставленной задачи, подключить здравый смысл и методические знания, сосредоточившись на деталях, — и тогда можно было бы говорить об успехе.
Наконец мама оглядела кухню и оценила работу, которую я проделала. Я собрала все осколки разбитой посуды и сложила их в картонную коробку у двери. Я смыла лужи крови на полу, наполняя и опорожняя ведро за ведром, наблюдая, как вода постепенно меняет свой цвет с темно-красного на бледно-розовый. Я насухо вытерла пол посудными полотенцами, что оказались под рукой, и как раз приступала к очистке стен и шкафов от пятен крови, когда вернулась мама.