Мысль творит реальность
Шрифт:
Мысль творит поведение, которое и приводит к результату
Мы «читаем» людей.
Нас «читают» другие люди.
И когда мы говорим о том, что мысль творит реальность, мы имеем в виду, что наше поведение, и то, как мы проявляем себя в разных ситуациях согласно нашим убеждениям, – это и создает реальный результат. Реальный отклик на наше поведение.
Потому что мы, будучи теми, кто мы есть, демонстрируем это людям, которые нас окружают. А это, в свою очередь, приводит к определенным отношениям, вызывает
После случая с коляской (когда мне ее не обменяли и не вернули за нее деньги), я много думала об этой ситуации, возвращалась к ней мысленно.
Я, кроме того, что чувствовала себя разочарованной и обиженной, ощущала еще, что никто в той ситуации не отнесся ко мне с уважением, ценя во мне личность, уважая мои права. Ко мне отнеслись как-то очень поверхностно, пренебрежительно, как к существу незначимому, неважному, которому можно просто отказать, – и он все это «проглотит».
Почему, думала я, почему ко мне постоянно так относятся люди? Почему с одними людьми поступают тактично, уважительно, а другим хамят, даже не хотят их толком выслушать, поступают с ними нагло или непорядочно?
Сейчас я знаю ответы на все мои тогдашние вопросы.
Все твое отношение к самому себе – большой ты или маленький, значимый или незначимый, ценный или не ценный ты человек – читается другими людьми. И с нами ведут себя именно так, как мы позволяем с собой обращаться.
Давай еще раз вернемся к уже известной ситуации с коляской как к наглядному пособию: как работают наши мысли на уровне поведения и как они выдают всю информацию о нас другим людям.
Какой я была в той ситуации, когда пришла в магазин, чтобы вернуть деньги за бракованную коляску? Кем я себя ощущала? Что я о себе думала?
Я чувствовала себя маленькой и незначимой. Я была скромной, робкой и неуверенной. Даже продавщицу, молодую женщину, я ощущала большой и значимой, а себя – маленькой жалкой просительницей.
– Добрый день! – сказала я ей, сказала доброжелательно и даже заискивающе, потому что от нее зависело, вернут ли мне мои деньги. – Вы не могли бы мне помочь…
И я, сбиваясь и волнуясь, объяснила ей, что произошло.
Я действительно объяснила это, волнуясь и сбиваясь, как говорят робкие и неуверенные в себе или в своей позиции люди.
И моя тревожная, неуверенная интонация, мое волнение, мой взгляд – виноватый и заискивающий – уже рассказали ей обо мне все: и кто я есть, и чего я стою, и как со мной можно обращаться.
Продавщица посмотрела на меня, как смотрят на несчастную жертву, посмотрела высокомерно и надменно и тоном начальника, решающего судьбу подчиненного, сказала:
– Ну, не знаю, что мне с вами делать… Сразу надо было смотреть…
Я дернулась было сказать, что брак этот не мог быть обнаружен в магазине, но промолчала, потому что тоже почувствовала в ее интонации начальника, строгого и непримиримого. И робко начала мямлить что-то вроде – «может быть, как-то можно…»
– Идите к директору, –
(О, как прекрасно чувствуют нашу неуверенность продавцы, регистраторы, уборщицы – вообще весь обслуживающий персонал, который должен знать свое место и просто качественно выполнять свои обязанности! Они никогда не позволят себе так себя вести с уверенными людьми, чья уверенность, «ценность» видна, читается сразу. Но как не доставить себе удовольствие поиздеваться, покомандовать над слабой и робкой жертвой!)
После такого «ласкового» обращения я вообще сникла и, ощутив себя еще более неуверенной, пошла к кабинету директора.
Я подошла к кабинету директора, посмотрела на табличку на двери и остановилась, сомневаясь, стоит ли мне вообще туда идти.
Я боялась даже продавца, а тут – директор! И я стояла перед кабинетом долго, решая, идти или не идти к нему, потом робко постучала в дверь.
Я постучала именно робко, тихо, как и стучат неуверенные в себе люди, боясь побеспокоить, боясь потревожить других. Даже своим стуком они говорят: я – маленький, робкий, неуверенный человек.
Директор магазина, услышав этот стук, уже знала, кто стучит. Так не стучат уверенные, знающие себе цену люди.
Они заявляют о себе громко. Они стучат громко. Они никого не боятся побеспокоить. Они как бы говорят: слышите – я иду! А тут стучала маленькая «жертва».
– Войдите! – услышала я строгий голос. Сердце мое дрогнуло от строгого этого голоса, и я еще более неуверенно приоткрыла дверь кабинета.
Я именно приоткрыла дверь, просунула туда голову и робким голосом спросила:
– Можно?
И этот мой жест – немного приоткрыть дверь, показав свою робость, и моя интонация – скромная, почтительная, – рассказали хозяйке кабинета, кто к ней входит.
Уверенные, знающие себе цену, умеющие постоять за себя люди и в кабинеты входят уверенно – широко распахивая двери, показывая, сколько места нужно такому большому человеку. Я же, что называется, «просочилась» в дверь, показав всю свою «величину».
Думаю, диагноз директором был поставлен сразу же: в кабинет вошла робкая, неуверенная в себе, запуганная женщина, которая не сможет за себя постоять, не будет отстаивать свои права, спорить, а будет лишь согласно кивать головой и извиняться.
Я же всем своим поведением продолжала «сигнализировать» – кто я и как можно со мной обращаться. Зайдя в кабинет, я села на краешек стула, как бы показывая, что я ненадолго и много внимания к себе не потребую.
Я села так, как садятся скромные и робкие посетители. Потому что значимые, важные люди садятся, занимая весь стул целиком, откидываются на спинку стула как хозяева положения. И разговор они ведут как хозяева положения: «Почему мне продавец не возвращает деньги за коляску? Почему коляска по такой цене – бракованная?..»