Мыслемокот. Рассказы-фантасмагории
Шрифт:
Серебристый металл с запахом оружейной смазки вонзился в моё сердце. Разорвавшись, пуля выпустила наружу миллионы прозрачных микробов, от которых веяло холодом и бездушием. Микроскопические твари вцепились в мою плоть и с победоносными криками начали целенаправленно поедать её, с чувством брезгливости выплёвывая непрожёванные кусочки.
Пространство внутри меня постепенно пустело, превращаясь в тлен, а затем совсем исчезло из видимости в материальном мире. Ветер, почувствовав свободу, решил прогуляться на этом просторе, напевая морскую матерную песню, которую подхватывали радостные, наевшиеся от пуза
Было настолько зябко и одиноко, что захотелось стать ещё более несчастным и ненужным для окружающего мира, в котором моё тело нашло временный приют.
И мне это удалось. Я превратился в чёрную точку, утонувшую на бескрайнем белом листе бумаги. И достигнув самого дна падения, почувствовав стопами склизкий песок вперемешку со змеящимися водорослями, я оттолкнулся от грунта, всплыв обратно на поверхность.
Солнце ударило в глаза, как родители бьют своего ребёнка по щеке, чтобы он не творил глупостей. Мир, окрашенный исключительно в тёмные тона, посветлел, улыбнувшись мне доброй улыбкой. Микробы, с удивлением увидевшие перемену, перестали быть микробами и превратились в муравьёв, восстанавливающих разрушенное жилище. Пустота, поняв, что не справилась с жертвой, махнула на меня рукой и ушла туда, откуда пришла.
Я остался один, поняв, что моё существование даровано Богом, и, значит, имеет смысл. А Пустота, стрелявшая в меня – всего лишь точка, после которой начинается следующее предложение – продолжение. «Продолжение! Продолжение!» – крикнул вдруг писатель, решив не заканчивать рассказ о Пустоте. Всё это время он жил внутри меня, практически никогда не показываясь наружу. Находясь в тени, писатель прятался, скрывался, маскировался под случайного гостя, зашедшего на огонёк. Но, видимо, накипело, и его отныне не устраивала роль бессловесного наблюдателя. Он решил стать главным…
Смена власти произошла безболезненно и мирно, по-обыденному. Я спокойно отошёл на второй план. А его больше интересовало не моё счастливое возвращение к привычной жизни, а то, что находится там, за горизонтом, где живёт Пустота. Поэтому первая строка в новом предложении превратилась в любопытство…
Оно пересилило страх, стало выше него, поднявшись незаметно на цыпочки. Выиграв в честном бою, чувство, постоянно стремящееся к познанию, прокричало: «Победа!» и село в пустой трамвай, покинутый микробами.
Любопытство, словно клейкая лента, цеплялось за всё – за поручни, за пыльные стёкла, за висевшую карту маршрута, откуда прибыла Пустота. Я тщетно пытался его оторвать, но оно было сильнее, тянуло и тянуло меня в неизвестность.
– Все сели? Поехали! – писклявым голосом произнёс непонятно откуда взявшийся водитель, видимо, подосланный Пустотой.
Качаясь, как корабль на волнах, тарахтя всеми частями своего железного тела, трамвайчик тронулся с места. Переваливаясь с одного ряда колёс на другой, он побрёл, опустив голову и не отвлекаясь по сторонам. Я сел на последнее сиденье, нацепив кепку, закрывшую мне козырьком пол-лица, скрестил руки и задумался. Мне захотелось немного скоротать время в поездке за размышлениями о жизни.
Но у моих мыслей были совсем другие планы. Спустившись в голову откуда-то сверху, они, вместо того, чтобы стройными
«Пусть разберутся без моего участия», – подумалось мне. Наконец, освободившись от всего лишнего, я начал кемарить под стук колёс старого трамвайчика. Долго ли продолжалась поездка? Не знаю. Мне показалось – всего одно мгновение.
– Конечная! – прогремело из кабины водителя.
От писклявого голоса не осталось и следа. Вагоновожатого будто бы подменили, или он вдруг заболел ангиной. Пришлось отложить кусок сочного и вкусного пирога, который я уплетал во сне, запивая сладким чаем с лимоном.
Через большие трамвайные окна передо мной предстала иная действительность. Улицы, дороги, дома, спешащие куда-то люди жили в перевернутом необычном мире. Низ и верх словно перепутали ориентиры в пространстве, поменявшись местами. Граждане, ходившие вверх тормашками, словно не замечали ненормальности. Видимо, они так привыкли жить в стране-перевёртыше, что полагали это состояние естественным.
Люди опускали головы, если хотели увидеть солнце, и тянули ладони вверх, если им нужно было дотронуться до земли. Сбившиеся координаты вносили сумятицу и в отношения. Любовь выражалась через ненависть, боязливость считалась храбростью, великодушие расценивалось как зависть.
Решив поглубже понять тех, кто жил за гранью, я встал на руки и задрал повыше ноги. Кровь постепенно отступила от нижних конечностей к голове, прижимая книзу нейроны моего головного мозга. Глаза будто бы увидели привычную картину, которая расщепила общее на части, а затем разложила эти части по дощечкам зеркально чистого пола, покрашенного рыжей краской.
Оглядевшись, я понял, что нахожусь в церкви. Запахло ладаном и воском. За ширмой исполняли церковное песнопение. Прислушавшись, я с трудом различил трёхголосие. Обладатель главного, самого громкого голоса, вышел из укрытия и, развернувшись лицом к образу Спасителя, продолжил сладостно распространять звуки, проникающие глубоко в душу. Взгляд певца устремился к нарисованному на потолке Богу-отцу с седовласой бородой, парящему в небесах. Пение прекратилось.
В этот самый неподходящий момент, когда одухотворённость достигла пика, у меня из карманов начала предательски выскальзывать мелочь, заранее приготовленная для подношения нищим. Я же стоял вверх ногами и не мог контролировать процесс, когда и что из меня выпадет. Показалось, что Отец и Сын, качая головой, искоса посмотрели на меня… Конфуз!..
Он разрешился быстро. Время побежало дальше, вызволив из темноты бабушку в белом платочке. Маленькая юркая помощница богослужения начала тушить свечи в церкви. Может, из-за того, что огоньки свечей горели не в том направлении или так было здесь заведено? Не знаю. Не важно…
Кто-то ходит вверх тормашками, кто-то, чтобы не выделяться, пытается передвигаться на руках, а некоторые твёрдо стоят на земле, не понимая ни тех, ни других.
А Пустота… Пустота не щадит никого – ни первых, ни вторых, ни третьих. И нет границ между этим миром и тем. Лишь только старенький трамвайчик со странным вагоновожатым перевозит людей туда-сюда…