Мысли в пути

Долецкий Станислав Яковлевич

Существовала еще одна примета, общая для многих хирургов. Но и она в последнее время исчезает. Расскажу о ней подробнее.

Главный врач Русаковской больницы Виктор Алексеевич Кружков небольшого роста, широкоплечий, неизменно улыбающийся, слегка надушенный хорошими духами - был настоящим детским врачом. В любую погоду, летом и зимой он мелкими, но энергичными шагами, без пальто, переходил из одного здания в другое на нашей обширной территории. Кожа его лица была тонкой и удивительно нежной, как у ребенка. Втайне он этим гордился, и когда ему говорили, что он выглядит "как херувим", то Виктор Алексеевич самодовольно отшучивался: "Что мал, что стар..." Лет ему было около семидесяти, а физических сил и бодрости - хоть

отбавляй. Руки у него тоже были приметные. Маленькие, красивой формы, но кожа шелушилась, плотные корки чередовались с бело-серыми площадками и розовыми участками.

Вскоре после массового внедрения в больницы рентгеновских аппаратов хирурги, оказывающие помощь детям с переломами, поняли, что во многих случаях гораздо проще, быстрее и легче неправильное положение кости исправлять непосредственно под контролем экрана. Понятно, что даже при хорошо выполненной анестезии далеко не всегда удается вправить перелом быстро. Поэтому допустимые сроки пребывания под экраном хирург непроизвольно продлевал, а кожа его "горела". Развивался хронический дерматит, а порой и настоящие трудно заживающие язвы. Кроме того, еще двадцать-тридцать лет назад, когда в составе дежурной бригады не было рентгенолога, хирурги сами просвечивали экстренных больных и подвергали себя лучевой нагрузке, которая впоследствии оборачивалась для них и общими осложнениями.

Однажды я увидел на пальце Виктора Алексеевича узенькую повязку.

– Что случилось? Порезали?

– Да нет. Опять язва образовалась. На старом месте.

– И часто так получается?

– Раз в несколько лет.

Через некоторое время мы поссорились. В общем, из-за пустяка.

В нашей операционной было сделано небольшое окошко в комнату, где стояли стерилизаторы и шкафы с инструментами и лекарствами. Сестрам и санитаркам было неудобно пользоваться этим окошком, и они вынуждены были многократно ходить туда и обратно через коридор. Не говоря уже о нарушении чистоты и порядка, все время хлопали двери. Как водится, это без конца обсуждали на производственных совещаниях, но, к моему удивлению, дело так и не стронулось с места. Тогда я не знал, что идея окна в операционной принадлежала самому Виктору Алексеевичу, который относился к ней удивительно ревниво и не собирался ничего менять.

Получив от него два отказа, я пошел по самому простому пути. Один из наших рабочих, Миша, был мастером на все руки. На вопрос, сколько времени нужно, чтобы это окно превратить в обычную дверь, он ответил: "Часа два". В воскресенье все было сделано.

Блаженствовали мы дня два. А потом разразилась буря. Виктор Алексеевич некоторое время даже не заходил к нам в хирургию. Я рассчитывал, что в конце концов он хотя бы признает свою ошибку. Но этого не произошло. Ни тогда, ни позже.

Как-то мы случайно встретились во дворе больницы. Увидев, что я смотрю на повязку на его пальце, он сказал:

– До сих пор не заживает.
– - Сколько же времени?

– Да уже больше четырех месяцев.

– Давайте я посмотрю...

Мы прошли в перевязочную. Язва выглядела плохо.

– Виктор Алексеевич, прошу вас, поезжайте в онкологическую и сделайте соскоб.

К этому разговору мы возвращались неоднократно, но наш главный не спешил. Он знал, что рентгеновские язвы нередко трансформируются в рак, и оттягивал неприятное сообщение. Слова "рак" и "неприятное" сочетаются с трудом. Но для кожных раков такого происхождения и локализации у пожилых людей это наиболее точное определение: они медленно растут, не прогрессируют и не дают метастазов.

Диагноз после соскоба подтвердился, и после ряда дополнительных консультаций было решено палец удалить. Виктор Алексеевич просил меня сделать операцию, чтобы никуда не ездить: "А здесь и стены помогают". Мы вместе наметили план операции. Выдержал он ее мужественно. Местная анестезия была полной.

На следующий день я заехал к нему

домой. Чувствовал он себя хорошо. Температура нормальная. Правда, жена его Вера Алексеевна в глаза мне не смотрела. Тогда я не придал значения этому важному симптому, о чем вскоре пожалел. Виктор Алексеевич позвонил в клинику и сказал, что все идет отлично и навещать его не нужно, а еще через день Вера Алексеевна просила срочно приехать.

Застал я больного не в лучшем виде. Температура для него была высоковатой - тридцать семь и четыре, Разбинтовав руку, я пришел в ужас. Такого раннего и бурного нагноения мне давно не приходилось видеть. Кисть и нижняя треть предплечья были раздуты. Пальцы полусогнуты, скрючены и отечны. У основания ампутированного пальца - покраснение и зыбление. В глубине скопился гной.

Что же приключилось? Вопреки данному слову не развязывать руку, в первую же ночь, когда начались обычные послеоперационные, а точнее, послеампутационные боли, Виктор Алексеевич снял повязку и, предполагая, что в ране скопилась кровь, распустил один шов и осторожно раздвинул края раны. Домашние инструменты, по его словам, он "самым тщательным образом простерилизовал". На мой вопрос: "Точнее?" - он ответил, что прокалил на свечке и смазал йодом. Крови в ране не было. Он опять наложил повязку и строго наказал жене ни слова не говорить мне. Но Вера Алексеевна вовремя забила тревогу.

Немедленно мы отвезли его в клинику. Дали наркоз и сделали разрезы в нескольких местах. Выделенный гной послали на определение чувствительности флоры к антибиотикам. В то время в большинстве случаев посев гноя у наших больных показывал невосприимчивость к ряду антибиотиков, которыми организм по тем или иным причинам уже бывал перенасыщен, - это, кстати сказать, затрудняло лечение. Но Виктор Алексеевич лекарств вообще и антибиотиков в частности не любил и не применял. Самый обычный пенициллин оказал на него быстрое и мощное воздействие. Именно такое, какое он оказывал, когда только начинал свое победное шествие по миру, разрушая не приспособившуюся к нему микрофлору. В этом отношении Виктор Алексеевич был в особо выгодных условиях. Он как будто берег себя для крайнего случая, не прибегая к антибиотикам. Теперь, в трудную минуту, это привело к благотворному результату. Рана быстро зажила и больше неприятностей нашему главному врачу не причиняла.

К чему я все это рассказал? Общая примета хирургов старшего поколения - плохая кожа рук: дряблая, в мелких морщинках, сухая от частого мытья щетками с мылом, раствором нашатырного спирта и сожженная рентгеновскими лучами. Руки хирургов были всегда старше их хозяев...

Сейчас многое изменилось. Появились новые безвредные моющие и дезинфицирующие средства. Жирные витаминизированные кремы лечат кожу. В рентгеновских кабинетах царствуют специалисты-рентгенологи, ангиологи. Но не изменилось главное: при внешней несхожести характеров, темпераментов и опыта больших хирургов объединяет то высокое мастерство, или, как принято говорить, профессионализм, который проявляется в продуманности и рациональности оперативно-технических приемов, в отсутствии каких бы то ни было лишних движений, в бережном обращении с тканями, что обеспечивает их полное заживление.

Ну, а что касается самих рук хирурга, то при самой разной их форме они отмечены лишь коротко остриженными, очень чистыми ногтями да скрытой силой и чуткостью пальцев. Даже рассматривая их с пристальным вниманием, всего этого можно и не заметить...

Преподавание

Литературная и исследовательская работа способна сыграть роль своеобразного катализатора - она ускоряет процесс формирования современного, творчески мыслящего врача. Если вообще без нее этот процесс возможен. Тема эта настолько важна, что я еще специально остановлюсь на ней в дальнейшем, а пока хочу подчеркнуть вот что: молодому врачу умение учить нужно не меньше, чем умение учиться. Первым объектом его преподавательских интересов должны стать медицинские сестры.