Мюнхгаузен, История в арабесках

Иммерман Карл Лебрехт

"Акционерное общество по сгущению воздуха не могло быть организовано вследствие неблагоприятных обстоятельств.

Вопрос: Как быть с поступившими взносами?"

РЕЗОЛЮЦИЯ СТАРОГО БАРОНА

"Принимая во внимание, что неблагоприятные обстоятельства суть неблагоприятные обстоятельства, за которые никто не отвечает;

принимая во внимание, что прежде всего надлежит вознаградить труд и старания, дабы никто и впредь не терял мужества создавать общественно полезные проекты:

директора,

члены правления и синдик удерживают взносы и делят их между собой соответственно окладам. Синдик получает двойную долю.

Во имя закона и т.д."

– Превосходно!
– воскликнул Мюнхгаузен.
– Ты удивительно быстро постиг все тонкости юридической практики. Это вечная истина: место красит человека.

– Как технический содиректор, я тоже одобряю это решение, - сказал Карл Буттерфогель.

– Ну-с, а теперь второй, несколько запутанный случай, - предложил г-н фон Мюнхгаузен.

– Давай его сюда!
– воскликнул старый барон.
– Нет такого ореха, которого бы я не разгрыз.

"Требац взялся построить Мэву дом. В договоре значатся камни. Требац строит дом из обыкновенного камня, добытого в карьерах. Мэв отказывается платить, так как он имел в виду воздушные камни.

Вопрос: Кто прав?"

РЕЗОЛЮЦИЯ СТАРОГО БАРОНА

"Прав - Мэв. Определение "камень" неясно. В сомнительных делах сумма иска должна быть сведена к минимуму. Минимум - это воздух. Поэтому при строительных контрактах впредь убыток понесет тот, кто будет строить из раньше принятого, так называемого солидного материала. Требацу в иске отказать и возложить на него судебные издержки.

Во имя закона и т.д."

– Твоя мудрость приводит меня в изумление, брат Шнук, - сказал Мюнхгаузен.
– Но теперь соберись с силами, потому что третий казус затрагивает до некоторой степени законы об акционерных обществах и уголовный кодекс.

"Два воздушных акционера затеяли ссору, и один назвал другого: ветрогон.

Вопрос: является ли это оскорблением?"

РЕЗОЛЮЦИЯ БАРОНА

"Принимая во внимание, что ветер - это воздух, но только воздух в движении;

принимая во внимание, что воздух, в том числе и ветер, относится как основной материал к специальности Акционерного общества;

принимая во внимание, что никто не может быть оскорблен тем, что относится к его профессии, а окончание "гон" лишено всякого значения:

суд постановил, что акционеры могут называть друг друга ветрогонами без права требовать удовлетворения.

Во имя закона и т.д."

– Это несправедливо, - сказал Карл Буттерфогель, - и кто меня, технического содиректора, назовет таким словом, тому я закачу затрещину.

– Актуарий ведет себя слишком шумно, - заметил старый барон.
– Ступай отсюда, Буттерфогель; к тому же я хочу задать

один вопрос твоему барину, при котором твое присутствие мне нежелательно.

Карл поспешно удалился.

Владелец замка достал из угла три старых запыленных фамильных портрета, а именно: мужчину в латах, шляпе с позументом и с фельдмаршальским жезлом в руке, другого в черном плаще и белом воротнике и третьего в голубом придворном наряде; он поставил их перед г-ном фон Мюнхгаузеном и сказал:

– Это мои предки: Ательстан, Флорестан и Нерестан фон Шнук-Пуккелиг. Ательстан был генерал-фельдмаршалом, Флорестан - канцлером, Нерестан оберцеремониймейстером. Отвечаю ли я перед ними за то, что, будучи дворянином древнего рода, я становлюсь деятельным членом предприятия, которое при ближайшем рассмотрении не имеет другой цели, кроме торговли и наживы, и в котором примут участие различные люди низкого происхождения, а лакей даже избран в технические содиректора? Не нарушаются ли этим сословные принципы, которые вообще требуют, чтобы дворянство не занималось ни коммерцией, ни ремеслами? Это сомнение, видишь ли, обуяло меня во время судоговорения.

Г-н фон Мюнхгаузен возразил, что дворянство пошло в этом отношении за временем и что граф, барон и князь ныне торгуют, как самые последние лавочники, без всякого ущерба для сословных принципов. Дворянское достоинство неотъемлемо, как святость у духовного сана: граф может спекулировать на бирже и отбивать хлеб у евреев, и тем не менее он останется христианином и графом чистой воды, и если бы затеялся новый крестовый поход на Иерусалим, то никто из наших не стал бы устранять его от участия в этом предприятии.

– Все-таки, - добавил г-н фон Мюнхгаузен, - если ты в этом отношении так деликатен, то следуй своему прекрасному чувству, потому что в наших воздушных делах нам действительно приходится иметь дело со всякой сволочью, к тому же "блажен муж иже..."

– Нет!
– воскликнул старый барон.
– Что другим разрешается, то и мне не запрещено. В таких делах у меня нет личной, а есть только сословная совесть. Таким образом, все в порядке, и будем думать теперь только о том, как развернуть предприятие с наибольшим размахом.

Он взял фамильные портреты и отнес их обратно в угол. Этим моментом, когда старый энтузиаст повернулся к нему спиной, и воспользовался Мюнхгаузен, чтобы улизнуть. Он быстро спустился с лестницы в свою комнату, нахлобучил соломенный шлем на бессонную, пылающую голову, пересек сени и двор и, миновав обоих геральдических львов, стоячего и лежачего, выбежал из усадьбы; затем он стал искать какую-нибудь уединенную крестьянскую хижину или даже отдаленное место в лесу или в поле, чтобы, наконец, найти покой вдали от замка, в котором он по неосторожности зажег промышленный энтузиазм.