Н 3

Ратманов Денис

Мне все стало ясно, но надо было услышать ответ от самого тренера.

Команда расселась на стульях, только Димидко приблизился к доске, сжал кулаки так, что костяшки побелели. Кирюхин впился в него взглядом.

— Виктор Иванович, мы это… В общем, пришли узнать о результатах сборов. Что, кого и куда. Вот.

Кирюхин поджал губы, задышал часто и глубоко. Я сосредоточился на его желаниях… точнее желании, и оно оставалось прежним: чтобы мы поскорее ушли и не делали ему нервы. Вопрос, кто кого нервирует?

— Еще раз отвечаю

особо одаренным, в частности товарищу Димидко. Я не уполномочен в одиночку принимать такие решения! А теперь ответ для умеренно одаренных: чтобы такое решить, мне нужно узнать состояние дел в основном составе «Динамо». Может, кого-то перевести туда, обсудить это с Максимом Романовичем и лишь после этого объявлять результаты. Ясно вам?

Все молчали. На лице Микроба было написано, что он не выдержит пытку неизвестностью. Погосян надулся. Димидко потупился.

А Киря не устал хотеть, чтобы мы оставили его в покое.

— Если ясно, разговор окончен, — подвел итог Киря, и мы высыпали в коридор.

Димидко проговорил:

— Я же говорил — без толку.

Дальше была тренировка и спортзал, а после вместо привычных матчей Киря проявил изобретательность: перемешал команды. Себе забрал меня, Клыка и Матвеича, Жеку и Игната переместил к запасным. В балласт отправил Рашидова вратарем, Коня поставил во вторую команду, и «Балласт» перестал таковым быть. Теперь моя команда была номер один, и мне подумалось, что это и есть выбор Кири. В итоге первая команда выиграла, вторая продула всем. Тогда он снова нас перемешал. И так три раза подряд.

И окончательно перемешал мои догадки и сбил с толку.

Собирая нехитрый скарб в дорожные сумки, утром перед отъездом никто из нас ни в чем не был уверен. Ни балласт. Ни запасные. Ни основа.

Глава 17. Поверьте, вы слишком замахнулись

— Когда закончился трофейный «житан», когда пошел дождь… — пел Микроб под едва слышный перестук колес отправляющегося поезда, и голос Федора уже не казался мне таким противным, как поначалу.

В этот раз мы ехали в полупустом плацкартном вагоне суперсовременного двухэтажного поезда, где каждая полка отгораживалась шторками, похожими на жалюзи.

Здание вокзала Евпатории отдалялось, уменьшалось, охваченное золотистым ореолом подсветки. Дождь действительно пошел, но к вечеру, подарив нашей команде, гуляющей отдельно от всех, по-весеннему теплый день. Дятел и Колесо даже явили всем нордический характер и полезли купаться, а потом с дикими воплями вылетели из воды. Ведь как это так: быть у моря и не воспользоваться случаем?

Сан Саныч, вдохновленный их подвигом, тоже собрался, но вопли его насторожили, а многоэтажный мат в исполнении корейца вообще заставил передумать.

Предупредив только Клыка, чтобы остальные следом не увязались, я тихонько отбился от стаи, чтобы встретиться с Машей-Аней, которая как-то нашла меня

в Комсети и бомбардировала восторженными сообщениями с благодарностями и предложениями пообщаться и показать город. «С парнями я проведу сутки в поезде, а девушку не увижу никогда, — подумал я. — Да и когда снова в Евпаторию попаду — большой вопрос. Если все сложится хорошо, то из-за тренировок я и в Ялту не смогу поехать, и придется кому-то дарить выигранные на турнире путевки. К тому же только местные могут рассказать о городе то, чего нет в «Комсети».

Девушка зябко переминалась с ноги на ногу возле ресторана, куда нас не пустили, одетая в бордовое короткое пальто и юбку чуть выше колен. Ноги у нее были тонкие, с острыми коленками, худобу подчеркивали сине-красные берцы со шнуровкой.

Я подошел к ней, только сейчас заметив, что она лишь ненамного ниже меня.

— Привет.

Девушка, смотрящая на море, повернулась, пятерней приглаживая волосы, которые трепал ветер, и расплылась в улыбке.

— Привет, Саша!

Она была бледна, под глазами проступали темные круги, видимые даже под пудрой. В дневном свете стало видно, что она старше меня, ей лет двадцать пять, а может, и больше. Или нет, и это просто отпечаток лихой жизни?

Она неожиданно повисла у меня на шее, а я инстинктивно отшатнулся, вспоминая, чем закончилось наше знакомство в прошлый раз.

Но нет, теперь все было по-другому, и больше всего на свете она хотела меня отблагодарить, но не знала как.

Отстранившись, она проговорила:

— Огромное тебе спасибо! Менты, представляешь, пожалели нас с Элей. Ты понарассказывал всякого, а они… Не знаю, как так можно. Но, в общем, отпустили нас. Столько страху натерпелась, что думала, поседею. Но отделались предупреждением.

— Так ты в первый раз, что ли, в отделении? — удивился я. — Странно, учитывая, к-хм, род твоей деятельности.

Мы двинулись вдоль набережной.

— Так я не воровка. Воровка мать у меня, которая сидит за это. Теперь прописку потеряет, а значит, не вернется в Крым.

— Я про другую деятельность. Древнейшую.

По лицу Маши-Ани словно пробежала тень, она зыркнула исподлобья, а я не удержался от нотации:

— Ладно бы начало девяностых, когда жрать было нечего, а сейчас-то зачем? Легкой жизни захотелось? Так ни фига она не легкая, как ты, наверное, убедилась.

— Я ж не местная, — сказала она после минутного раздумья. — Я с колхоза. Ильинка — слышал про такое село?

— Не слышал. Ну, из села, и что с того? Знала бы ты, из какой я глухомани. Кунашак — слышала?

— Не. Но по названию ясно, что это у черта на рогах.

— Скорее под хвостом. Если ты из села, и не хочется работать в колхозе, вот тебе город. — Я раскинул руки. — Конечно, не Москва, но довольно милый добрый город.

Она шумно вздохнула и не стала юлить и выкручиваться, ответила прямо, я аж ее зауважал.