Н 5

Михайлов Дем Алексеевич

Это насколько же он от ножей фанатеет, раз готов предложить такую сумму? Я гоблин простой, гадать не люблю, поэтому просто спросил – и угадал. Тон собирал коллекцию колюще режущего и желательно, чтобы к каждому образчику его коллекции прилагалось и подробная биография оружия – где и как создано, сколько жизней оборвало и страданий принесло, кому принадлежало. Свинокол вписывался идеально.

На этой волне я попытался продавить доступ к торгматам вооружения и снаряжения – хотя бы через Тона – но наткнулся на твердый отказ. Это обман Матери. А печеньки из особых торгматов воровать – не обман? Тоже обман. Но

еда… это еда.

Хрен с ним.

Поспорили. Чтобы все было честно призвали четырех ветеранов и те насмешливо заверили, что не собираются склонятся на сторону Тона лишь по той смешной причине, что он из их этноса. Все будет честно – победит самый достойный чай.

Выставили котелки. Все выжидательно уставились на меня. Порывшись в рюкзаке, я вытащил последнюю плитку чая, завернутую в полиэтилен. Протянул старшему из ветеранов. И сместился к краю тента, где и уселся под его прикрытием, но с хорошим обзором на тянущуюся мимо местность. На начавшееся за спиной священнодействие внимания не обращал.

Мы уже преодолели одну скальную гряду и приближались ко второй, двигаясь со скоростью быстро идущего опытного ходока. И скорость продолжала плавно увеличиваться, что не осталось незамеченным. Тон пояснил, что Мать призвала ускориться – впереди какое-то происшествие на Тропе неподалеку от очередной гряды и срочно требуется помощь бродосов-инженеров.

Лес поредел. Он все еще густо рос на пригорках, но в низинах уже зеленели луга. А кое-где я увидел ровные прямоугольник столь же зеленых рисовых полей. Колосящиеся поля посреди снегов… тут не обошлось без подогрева земли и воды. Мать любит добросов. Мать любит сыроедов. Отметив в голове еще один вопрос, что следовало задать, я продолжил ленивое наблюдение, заодно медленно разминая ноющие мышцы. На рисовых полях кланялись добросы. В широкополых конических соломенных шляпах, просторных черных закатанных штанах, разноцветных рубашках, они усердно работали и явно получали от этого немалое удовольствие. Улыбок не видел, но не заметить соломенные навесы по краям полей с расстеленными там скатертями и соломенными же матрасами было невозможно. Да и по движениям, по жестикуляции крохотных фигурок многое становилось ясно – живущие там добросы счастливы. За полями виднелось очередное поселение – густо стоящие белые домишки с дерновыми крышами. Высилась знакомая на вид стела. На вершине самого высокого холма какие-то развалины – тоже знакомо. А еще дальше к горизонту сереет соленое море. И где-то там, километрах в пяти-шести – наверняка найдется очередной островок.

Рядом уселся ветеран Ярмос с лицом столь густо иссеченным шрамами, что от бровей остались лишь жалкие седые кустики, а поврежденными губами он шевелил с трудом, оттого говорил коротким рублеными фразами.

– Зачем острова? – спросил я, глядя, как рядом с очередным пяточком безопасности несколько тропников ведут оживленную торговую дискуссию с прибывшими местными жителями. У ног торгующихся стояли открытые корзины и мешки. Тропники предлагали различные лесные дары и мясо. Местные могли предложить рис, что-то бобовое, домашнюю зелень, рыбу и много чего еще.

– Музей – коротко ответил Ярмос.

– Кто их посещает эти музеи?

– Я был мальчишкой. Когда начал служить на Тропе.

– Ага.

– Мой старый наставник Микос рассказывал, что во времена

его молодости по морю ходили последние два корабля.

– Ага…

– Они возили желающих мимо островов с этносами. Выдавались бинокли, на экранах показывали жизнь разных этносов. Их обычаи. Их традиции. Танцы. Другое.

– Вот теперь понял – медленно произнес я, переводя взгляд в сторону моря – А что теперь?

– Однажды корабли ушли – коротко ответил Ярмос и, посчитав лекцию завершенной или же просто устав говорить, легко поднялся и бросил напоследок – Ты выиграл спор. Твой чай лучше.

– Ты же еще даже не пробовал.

– Запах. Он скажет все.

– А я говорил Тону – усмехнулся я.

– Откуда чай?

– Остров сыроедов. Семнадцатый этнос.

– Я запомню.

Он ушел. Минуты через две раздалось ругательство. И рядом плюхнулся Тон, бережно держа в руках горячий стакан. Еще один предложил мне. Сладкого чая уже не хотелось, а мочевой пузырь из живота называл меня гнусной садисткой жопой и требовал, чтобы я немедленно посетил туалет. Сумев усмирить восставший внутренний орган, я отхлебнул чай и прикрыл глаза от удовольствия. Ароматно. Вкусно. Крепко. Хорошо.

– Когда выигрыш заберешь? Сахар и мед скоро принесут.

– Успею – ответил я, не собираясь спешить ради каких-то там вкусностей. Вот если бы речь была о чем-то связанном со снаряжением или оружием… но я еще не оставил надежд что-то выцарапать у Тона. Не может же быть, что у тех, кто вечно имеет столкновения с разными тварями и вооруженным сбродом, не завалялось где-то неучтенки. Причем такой, чтобы ей мог пользоваться любой… Не верю и все тут.

– Чаек с родного острова сыроедов… не подскажешь как туда попасть?

– Тебе к тунцам. Они подскажут.

– Ага… а на плоту или лодке никак?

– Вы же от Тропы никуда. Или во время отпуска планируешь?

– У бродосов не бывает отпусков. Никогда. И с Тропы нас Мать отпускает с огромной неохотой. За большое подвиг или действительно усердную работу можешь получить многое. Но не отпуск. Изредка Мать может отпустить на сутки – отвести состарившуюся лошадь в прибрежный городок, например. Или же проводить заплутавших трусливых добросов до дома.

– Не пользуетесь этим?

– Чем?

– Договориться со знакомыми добросами, чтобы те прикинулись слезливыми трусами и выпросили себе провожатых из числа тропников. Проводить их до города шустрым темпом, а там, не попадаясь на глаза системе, оттянуться, выспаться в нормальное постели, искупаться в море ледяном, посидеть в трактире нормально…

– Ты че такой умный, гоблин Оди?

– Значит так и делаете – хмыкнул я – Слушай… неудобный вопрос для такого фаната системы как ты, но не могу не спросить – гоблина гложет любопытство.

– Чай еще остался?

– У меня нет. Спроси у Рэка или Хвана.

– Спрошу. И ты спрашивай.

– Вот ты так хвалишь заботливость системы…

– Мать щедра и добра. И заботлива.

– Тогда почему на всех вас всего шестьдесят личных жилых капсул, а остальные бродосы должны спать в сетках или на холодном металле?

– Мы меняемся. У меня есть личная капсула, но последний раз я там спал неделю назад. Я имею право пустить гостя.

– Я не об этом. Уже успел заметить, что тропники забоятся друг о друге. Вы семья. Странная, но семья.