Н 8
Шрифт:
Мне очень нравилось летать, наверное, я бы разделил страсть Дарины к парапланеризму, не будь это так опасно. Потому в самолетах старался сесть к окну, чтобы смотреть в иллюминатор. Сегодня же я еще не отошел от отката, и в удобном кресле меня сразу же сморило.
Проснулся я, только когда стюардесса объявила посадку, причем чувствовал себя так, будто меня каток переехал. Еле веки разлепил. Пошатываясь, направился вслед за всеми. Поравнявшись с Тирликасом, спросил:
— Лев Витаутович, что там Погосян, не писал вам?
— Я связался с администратором
— В засаде сидел, сучонок, — обернулся к нам Димидко. — И на что он теперь рассчитывает? Его карьера закончилась. Точка.
— Может, он получил предложение, — предположил Тирликас, — как многие из вас. А тут еще и обида. Вот и переметнулся в другую команду, только в какую, мы нескоро узнаем. Не думаю, что он ушел на пустое место.
— С-сука мрачная, — прошипел идущий сзади Колесо. — Ну не падла, а? Брат, брат… Тьфу!
Меня больше волновало другое: вчера так накрыло откатом, что сегодня я еле ноги передвигал, если до завтра не очухаюсь, то играть нормально не смогу. Говорить я этого не стал, все-таки есть надежда, что удастся подлечиться и прийти в норму.
И ведь почему с утра не расплющило, когда рядом была Рина и могла выровнять гормональный фон — уверен, дело именно в неполадках работы гипоталамо-гипофизарной системы.
В автобусе меня снова вырубило. После ужина в ресторане при гостинице все поехали смотреть Свердловск, а мне было пофиг, потому что адски хотелось спать.
В номер я буквально вполз, рухнул в одежде, швырнув телефон на край двуспальной кровати. Желания отсутствовали, кроме потребностей измученного тела.
Саня, стоп! Надо подлечиться. Я закрыл глаза, вдохнул, выдохнул, представил солнце за грудиной… Представил, ага. На этом все закончилось. Тщетно я пытался вырастить его из еле тлеющего зернышка — внутренний огонь отказывался пробуждаться.
Ладно, попробую утром или — если среди ночи проснусь. Усилием воли я заставил себя потянуться к телефону, ответил Дарине, что добрался и буду спать. Получил в ответ поцелуй и вдруг заметил мигающий конвертик от Погосяна. Аж проснулся от неожиданности. Неужели одумался?
Открыв его, обнаружил фотографию кукиша и подпись: «Желаю тебе продуть с разгромным счетом. Какой же ты м….к! Она ж тебя любит!»
Вот придурок! Я воткнулся лицом в подушку да так и уснул, даже куртку не снял. Правда, потом упрел и разделся, но утром, восстав по будильнику, не помнил, как это сделал.
Так, надо в душ. Но я лежал и смотрел в потолок, и не мог себя заставить. Тогда-то мне и стало ясно, что сил нет, и если не получится подлечиться, то нам капец. Он же песец, он же каюк. Потому я стоял под ледяной водой, пока не посинел, в надежде что таки откроются глаза. Не открылись.
И все мои попытки разжечь огонь закончились крахом. Я выругался. Ухватился за искорку, мысленно подул на нее. Ну давай, родимая! Разгорайся. Вот уже трепещет огонек, сворачивается в крошечный шар. Вот он больше, больше. Побежала магма по венам. Выше. Еще выше!
Пишут, что в мозгу
Игра с «Уралмашем» у нас в шесть. Сейчас только восемь утра. Может, если отоспаться, станет полегче? Хорошо, что Тирликас здесь! Я набрал его, обрисовал ситуацию и попросил вызвать огонь на себя — убедить Димидко, что мне нужно выспаться. Получив добро, я успокоился и вырубился.
Но, проснувшись в два часа дня, чувствовал себя все еще неважно, и подлечиться получилось лишь немного. Ощущение было, словно в голову залили свинец, он там застыл, давит на глаза, на нервные окончания — тупил я адски, все забывал.
Ругнувшись, улегся и снова попытался подлечиться, помня, что усердствовать нельзя, ведь за подъемом всегда следует усталость. Получилось так себе.
Но на разминке, когда разогнал кровь по венам, вроде полегчало, и я взбодрился. Все это время Димидко поглядывал на меня оценивающе. Еще оказалось, что Жека слег с ангиной, и это хреново, потому что на позиции Погосяна хорошо сыграл бы только он.
В раздевалке, уже перед самой игрой, Сан Саныч положил руку мне на плечо и спросил:
— Ты как?
Ответил я честно:
— Да не то чтобы супер, но играть смогу.
Вздохнув, он покачал головой, всматриваясь в глаза особо пристально.
— Могу кровь сдать, — успокоил я его, — знаете же, что следы наркотических веществ будут там еще долго.
И сам прикусил язык, вспомнив, что мне вколол Тирликас. Надеюсь, завтра Сан Саныч забудет про это мое предложение.
— А вот и сдай, — кивнул он, — мне спокойнее будет. А когда мне спокойнее, то и всем лучше. — Он обратился к собравшимся: — Итак, товарищи, как вы уже поняли, Микаэль Погосян покинул команду. То бишь слился. Когда мы улетели, он забрал вещи из гостиницы и отбыл в непонятном направлении. Так что играем без него.
Все сидели мрачные, переглядывались, но молчали. Наконец не выдержал Рябов, наш «столб», воскликнул:
— Но как? На нем вся атака держится!
— Атака держится на тебе, Антон, — строго сказал Сан Саныч. — Усек? Да, Мика хорош, изобретателен… Но незаменимых людей не бывает, в том числе игроков!
— Так кого вместо Погосяна? — прогудел Синяк. — Меня?!
Он здраво оценивал свои возможности и понимал, что не потянет нагрузку. А вот Игнат аж стойку сделал.
И вот тут Сан Саныч всех удивил. Он хитро усмехнулся и сказал:
— Ну а что — Марадона — то, Марадона — сё…
Все так же улыбаясь, он взял паузу. Все посмотрели на Микроба, выкатившего глаза и раскрывшего рот. Димидко продолжил жечь напалмом:
— Так чего Марадона у нас в защите? Вот и будет вторым нападающим. Будешь?
— Да мне лишь бы играть, — кивнул Микроб. — Я за любой кипеш на поле! Побегаем! Постучим!
— А защита как же? — мгновенно скис Игнат, метивший на это место.
— А в защите у нас сегодня выйдет Гусак, — сказал Димидко. — Готов?