Н. Г. Чернышевский. Книга вторая

Плеханов Георгий Валентинович

Появившийся сначала в виде довольно тощей книжки его "Опыт о законе народонаселения" постепенно (в последующих изданиях) принял вид чрезвычайно серьезного и обстоятельного исследования, полного самых разнообразных фактических данных.

Казалось бы, что это обилие данных должно было помешать ему исполнить свою задачу: установить отвлеченный закон отвлеченного народонаселения. Но, благодаря указанному характеру своего ума, он благополучно миновал и Сциллу и Харибду.

По собственному признанию Мальтуса, он взялся за исследование закона о народонаселении, руководимый желанием приложить этот закон "к разъяснению некоторых теорий относительно усовершаемости человека и общества, — теорий, на которых сосредоточивалось в то время общественное внимание". Сам же он объясняет нам, каковы именно были эти теории: главнейшая из них, теория Годвина, имела целью показать "огромные выгоды системы равенства". "Разъясняя" эту теорию, Мальтус выставляет против нее следующий довод: "Главная ошибка Годвина состоит в том, что он приписывает человеческим учреждениям все пороки и все бедствия, возмущающие общество. В политических учреждениях и в законах, касающихся собственности, он видит источник всех бедствий и всех преступлений. Но если бы это воззрение было справедливо,

то можно было бы не отчаиваться в надежде, что зло будет когда-нибудь окончательно изгнано из окружающего нас мира, а разум человеческий, действительно, будет орудием такого благотворного преобразования. Но дело в том, что бедствия, причиняемые человеческими учреждениями, между которыми некоторые представляются несомненно вредными, оказываются крайне ничтожными и поверхностными сравнительно с несчастиями, порождаемыми естественными законами и человеческими страстями" [193] . Для доказательства этой мысли ему служит тот отвлеченный закон, в силу которого население всегда стремится будто бы перейти за пределы средств существования. Изложению закона посвящена первая глава первой книги "Опыта". Там мы встречаемся с пресловутыми прогрессиями [194] , которые, по-видимому, не оставляют сомнения в справедливости закона, а следовательно, и той мысли, что влияние плохого общественного устройства оказывается "крайне поверхностным и ничтожным сравнительно с несчастиями, порождаемыми естественными законами и человеческими страстями". Такое именно впечатление и выносит читатель из этой главы. Но затем он переходит к обширному, занимающему целых две книги, исследованию "о препятствиях для размножения населения" на различных ступенях общественного развития. Тут он имеет дело с этнографическими, историческими и статистическими данными, которые щедрой рукой рассыпает автор. Он присматривается к этим данным, — и чт'o же он видит? Неужели Мальтус позабыл свое основное положение? Влияние человеческих учреждений оказывается далеко не таким ничтожным, каким его хочет выставить автор. Порой дело доходит до того, что учреждения представляются самой главной причиной экономических бедствий, испытываемых населением.

193

"Опыт", т. II, кн. III, гл. II, стр. 90–91. Все наши ссылки относятся к русскому переводу "Опыта", сделанному П. А. Бибиковым.

194

Очень ошибся бы тот, кто сказал бы, что, по крайней мере, прогрессии эти придуманы самим Мальтусом. О способности человеческого рода к размножению по геометрической прогрессии говорили и до него (Франклин, Уоллес Тоунзэнд). Арифметическая прогрессия, кажется, придумана, действительно, самим Мальтусом. Но трудно ли было придумать ее, напр., после рассуждений Тоунзэнда о том, что размножающееся по геометрической прогрессии население стремится обогнать средства существования? Неужели простое арифметическое сравнение может быть названо открытием?

Не угодно ли вам вдуматься в смысл, например, следующих явлений.

"Мунго Парк представляет нам посещенные им части Африки дурно обработанными и безлюдными. Путешественник этот встречал обширные и прекрасные пустыни совершенно лишенными населения. Пограничные части различных стран, по которым он проехал, были либо слабо населены, либо вовсе безлюдны. Болотистые берега Гамбии, Сенегала и многих других рек, близ моря, по-видимому, вовсе оставлены по причине их нездорового климата. Но нельзя этого сказать о других частях страны. Глядя на их удивительное плодородие, на бесчисленные, покрывающие их, стада, которые можно было бы употребить как в работу, так и в пищу; сообразив, как бы легко было облегчить в них сообщение посредством внутренних водных путей, нельзя не пожалеть, — говорит Мунго-Парк, — что все эти богатые дары природы остаются без употребления, и что человек не употребляет в свою пользу богатств, расточаемых перед ним этою дикою и девственною природою" [195] .

195

"Опыт", кн. 1, гл. VIII, стр. 194.

"Главная причина слабого населения Турции, сравнительно с ее протяжением, состоит бесспорно в свойстве ее правительства. Тирания, бессилие, скверные законы, еще более дурная администрация, а потому и необеспеченная собственность представляют такие препятствия для земледелия, что оно с каждым годом упадает, а с ним уменьшается и население" [196] .

Описав, на основании путешествий Брюса, состояние Абиссинии, Мальтус замечает: "При таких естественных и политических условиях высшая степень предусмотрительности, трудолюбия и безопасности, разумеется, могла бы улучшить состояние народа и тем самым увеличить ее население. Но одно только увеличение числа рождений, без содействия других мер, может только увеличить нищету, а население от этого ничего не выиграет.

196

Там же, кн. I, гл. X, стр. 219.

"То же самое можно сказать и о Египте, некогда столь цветущем и населенном. В этой стране изменился не закон размножения населения; не ослабление этого закона причинило падение, которому мы удивляемся; ослабело ее трудолюбие и предусмотрительность. Вот каким причинам, а также отсутствию безопасности и гнету притеснительного правительства следует приписать настоящее положение этой знаменитой страны. Закон размножения так же деятелен в Египте, как прежде; он держит народонаселение как раз на уровне средств существования. Будь он в десять раз сильнее, он не мог бы сделать ничего больше" [197] .

197

"Опыт", т. I, кн. I, гл. VIII, стр. 205.

IV.

Заглянем теперь в "Основы политической экономии" того же автора. Там он описывает, со слов Гумбольдта, положение дел в тогдашней испанской Америке. Оказывается, что плодородие этих земель поразительное. Двух дней труда в неделю было бы достаточно, чтобы прокормить целую семью. Урожай маиса бывает иногда сам-800. В окрестностях Вальядолида сам-130-150 есть средний

урожай маиса. В наиболее бесплодных местностях урожай его бывает сам-60, сам-80. Там, где растут бананы, добывание пищи еще менее затруднительно. Человеку нужно там "лишь срезать ветки, на которых созрели плоды, и окопать землю вокруг корней раз или два в год".

При небольшой заботе о земледелии Мексика могла бы прокормить в десять раз большее число жителей. А между тем бедность в испанской Америке страшная, население крайне редкое. "Пространства в несколько квадратных верст заняты какой-нибудь парой хижин, вокруг которых бродят стада полудиких быков".

Небольшое число могущественных семейств, населяющих центральную возвышенность, владеют большею частью побережья в интендантствах Веракруц и Сан-Луи-Потози. "Никакой аграрный закон не вынуждает этих богатых собственников продавать их майораты в том случае, если сами они не хотят возделывать принадлежащие им огромные земли". Это говорит Гумбольдт. И по этому поводу Мальтус замечает, что хотя названные землевладельцы "имеют полную возможность содержать на своих землях гораздо более многочисленное население, но сомнительное и, во всяком случае, слишком незначительное увеличение различных благ, которого они могли бы ожидать от приращения населения, лишь в редких случаях могло бы победить их беспечность и уравновесить соединенные с ним неудобства и хлопоты"… Туземцы охотно возделывали бы землю для себя, но высокой арендной платы они дать не могут, и потому собственники предпочитают оставлять землю под пастбищами. "Вследствие этого земли, которые могли бы прокормить тысячи обитателей, служат лишь для корма скота". В конце концов Мальтус приходит к тому заключению, что "средства для прокормления работников могут существовать в б'oльших размерах, чем желание кормить их" (that the power of supporting labour may exist to a much greater extent than the will), и что редкость населения испанской Америки причиняется именно указанными имущественными отношениями: неравенством (by this inequality). Поправить дело можно было бы лучшим распределением собственности и постепенным развитием в стране промышленности на европейский лад. И нет надобности забираться в испанскую Америку, чтобы придти к подобному заключению: к нему приводит состояние самой Испании и даже большинства европейских стран [198] .

198

"Principles of Political Economy considered with a view to their practical application, London 1820, p.p. 375–401.

Мальтус прекрасно знает, что без работника ни шагу не сделаешь в промышленности. В испанской Америке вопрос этот стоял далеко не так, как это желательно было бы с точки зрения буржуазных понятий. Как ни бедны были туземцы, но к наемному труду приучить их было бы очень трудно. Гумбольдт приводит мнение какого-то просвещенного обитателя той страны, полагавшего, что лишь радикальное истребление банановых деревьев могло бы дать благодетельный толчок трудолюбию туземцев [199] . Мальтус приводит это мнение, ни мало не возмущаясь им. Как и всякий вульгарный экономист, он прикладывает к явлениям двоякую мерку. Когда речь идет об отсталых, полуфеодальных странах (какими были в то время даже многие европейские страны), он готов признать благодетельное значение даже таких мер, как "аграрные законы" и насильственное превращение народной массы в пролетариат. По отношению к таким странам оказывается несомненным, что "средства для прокормления работников могут существовать в б'oльших размерах, чем желание кормить их". Тогда он готов восставать и против "inequality". Тогда он далек от мысли приписывать общественным отношениям лишь ничтожное, поверхностное значение. Тогда он готов взваливать на них главную ответственность за бедствия людей. Тогда его устами говорит буржуа, ненавидящий средневековый порядок и готовый разрушать его чуть не якобинскими мерами. Но когда речь заходит о дорогом его сердцу буржуазном порядке, когда возвышаются голоса, нападающие на свойственное этому порядку неравенство, дело принимает другой оборот: Мальтус превращается в крайнего консерватора, лицемерно поднимает глаза к небу и старается образумить новейших сторонников равенства ссылкою на "закон природы или, что то же, божий закон" (The law of nature being a law of God), осуждающий людей на недостаток продовольствия, на нищету и пороки и не имеющий никакого отношения к общественным учреждениям.

199

T. e. лишив их собственных средств к пропитанию, превратив их в пролетариев.

Такова психологическая логика мальтусовских рассуждений. С точки же зрения формальной логики у него замечаются еще более удивительные курьезы.

Читатель помнит, чт'o говорит Мальтус об Египте: "В этой стране изменился не закон размножения населения, не ослабление этого закона причинило падение, которому мы удивляемся: ослабело ее трудолюбие и предусмотрительность… Закон размножения так же деятелен в Египте, как прежде; он держит народонаселение как раз на уровне средств существования". Это значит вот что: было время, когда в Египте производилось много хлеба, и тогда в нем было густое население; теперь, по социально-политическим причинам, в нем производится гораздо меньше хлеба, а потому и население в нем гораздо менее густо. Это — совершенно понятное явление, но какую связь имеет оно с законом размножения? Закон этот "держит население как раз на уровне средств существования", т. е., иначе сказать, пресловутый закон гласит, что люди не могут жить без пищи. Это — старая истина, для доказательства которой едва ли стоило писать объемистый "Опыт"!

Но подобными пошлостями трудно опровергнуть "сторонников равенства". Мальтус знает это и придает совершенно иной смысл своему закону в спорах с ними. Здесь он, опираясь на знаменитые прогрессии, твердит, что население всегда стремится обогнать средства существования и что в этом заключается коренная причина нищеты. Здесь "закон Мальтуса" выступает в своем отвлеченном виде. Здесь нет и речи о тех препятствиях для увеличения средств существования, о которых говорит Мальтус в фактической части своего исследования, и которые ясно показывают, что недостаток продовольствия причиняется не физическими, а "моральными" причинами. Так вот и скачет наш почтенный проповедник от одной постановки вопроса к другой, безнадежно запутывая и самого себя, и своего читателя. Это было бы очень ловким софизмом, если бы не было просто одним из тех паралогизмов, склонность к которым так свойственна уму вульгарного экономиста. Подобных паралогизмов можно насчитать целые сотни в "Основах политической экономии" Мальтуса.