На бензоколонке только девушки

Флэгг Фэнни

8 октября 1952 года

Уважаемая миссис Крэкенберри,

В связи с недавним смягчением военными властями некоторых ограничений в части Акта о неразглашении медицинских данных детей, а также в ответ на Ваш запрос от 6 января 1949 года мы теперь уполномочены выслать вам фотокопии исходного свидетельства о рождении Вашей дочери, включая все медицинские записи о состоянии здоровья матери, какие есть в нашем распоряжении, вплоть до даты ее удочерения из Техасского детского

дома. Надеемся, эта информация поможет медикам, занимающимся Вашим здоровьем и здоровьем Вашей дочери, в определении рисков любых наследственных заболеваний. Пожалуйста, обращайтесь, если у Вас возникнут дальнейшие вопросы.

Искренне Ваша,

Кэти Кихано,

директор службы здравоохранения

К сему приложены:

– свидетельство о рождении

– медицинская карта

– документы по удочерению

Несколько минут спустя Эрл помог Сьюки устроиться на диване, и она, с влажным полотенцем на лбу, попыталась вникнуть в то, что прочитала только что. В голове застряло только «ее удочерение».

Эрл вернулся с бумажным пакетом, чтобы она в него подышала, и со стаканом бренди.

– Давай, милая, выпей немножко. – Он глядел на нее обеспокоенно и поглаживал по руке.

– Ты прочел? – спросила она.

Он кивнул:

– Да, дорогая, прочел. Вот так новости они вываливают.

– Но что это значит?

Он подобрал письмо и прочитал еще раз.

– Ну что, милая… Боюсь, это значит именно то, что написано. Очевидно, тебя взяли… тут все бумаги… из Техасского детского дома… 31 июля 1945 года.

– Но, Эрл, этого быть не может. Какая-то ошибка.

Эрл проглядел бумаги и покачал головой:

– Нет, милая… Не думаю. Все вполне официально, и вся информация сходится.

– Но тут все равно ошибка. Не могли меня удочерить. У меня симмонзовские ступни и папин нос.

– Ну… может, и нет.

– Но с чего? Что там еще сказано? Ничего не понимаю.

– Милая… ты дыши, а я пока посмотрю еще раз. – Он углубился в документы, а Сьюки все дышала в бумажный пакет, но выражение его лица ей не нравилось.

– Ну? – спросила она между вдохами.

Он взглянул на нее:

– Ты уверена, что готова ко всему этому? Для одного дня тут слишком много информации.

– Да… конечно. Уверена.

– Дай слово, что не разволнуешься и не упадешь в обморок, иначе я не буду ничего дальше читать.

– Даю.

– Что ж… медицинская карта у тебя хорошая. Ты была очень здоровым младенцем.

– А еще?

Эрл взял в руки свидетельство о рождении:

– Ну вот здесь говорится, что твою маму звали Фрици Уиллинка… а фамилия, кажется, вроде… Юрааблалински. Или что-то в этом роде.

– Что?

Он проговорил фамилию по слогам.

– Господи боже! Что это вообще за фамилия?

– Хм… ну-ка, ну-ка. А, национальность матери… полячка.

– Что?

– Польская.

– Польская? Да я даже языка польского не знаю.

– Погоди… тут написано… место рождения матери – Пуласки,

Висконсин… 9 ноября 1918 года. Вероисповедание матери: католическое.

– Католическое? О боже. А про отца что говорится?

Эрл вчитался и тихо проговорил:

– Хм… тут написано, что он неизвестен.

– Неизвестен? Как же это? Что это значит?

– Не могу сказать. Может значить много чего. Вероятно, она не хотела о нем сообщать… Не знаю.

Сьюки вымолвила:

– О боже мой, Эрл… Я внебрачная. Я незаконнорожденная польско-католическая личность!

– Ой, будет тебе, милая… успокойся. Мы про это ничего не знаем. Не будем делать поспешных выводов.

– Ну же, Эрл, когда люди женятся, отец не может быть неизвестен, верно? Она хоть имя-то мне дала?

– Минутку. Да, вот. Твое имя при рождении… Джинджер Ябервиснски или как оно произносится вообще… и родилась ты в 12.08 пополудни четырнадцатого октября 1944 года, вес… восемь фунтов и семь унций.

Сьюки медленно села и вымолвила:

– Эрл, это ошибка.

– Что?

– 1944-й.

– Ну, милая, тут так написано. Четырнадцатого октября 1944 года. Смотри, черным по белому.

Сьюки, похоже, все это потрясло до глубины души.

– Эрл, ты понимаешь, что это значит? Господи боже, да мне шестьдесят лет! Господи боже, я ведь старше тебя! Господи боже!

– Ладно-ладно, милая, ты успокойся… подумаешь, ничего такого.

– Ничего такого? Ничего такого? Ложишься спать и думаешь, что тебе пятьдесят девять, а на следующий день оказывается, что тебе шестьдесят! – Сьюки почувствовала, как от лица медленно отливает вся кровь. Эрл вовремя успел ее поймать, иначе она бы свалилась с дивана еще раз.

Через несколько минут, придя в себя и выпив еще немного бренди, Сьюки, за всю жизнь не позволившая себе почти ни единого грубого слова, глянула на Эрла и выпалила:

– Кто они вообще, эти Мудобралинские?

И впрямь – кто?

Пуласки, Висконсин

Станислав Людвик Юрдабралински прибыл в Чикаго 5 января 1909 года. Первые несколько лет в Америке он таскал бочки с пивом в местной пивоварне, а по ночам учил английский. Позднее Станислав нашел работу получше – на стройке Чикагской и Северо-Западной железной дороги, проходившей от Грин-Бей, Висконсин, через маленький городок под названием Пуласки.

В те времена Пуласки, Висконсин, был крошечной деревней польских иммигрантов, которых заманил сюда ушлый немецкий землевладелец. Купив землю, он взялся распространять буклеты по всем польским кварталам шахтерских поселений вокруг Чикаго, Милуоки и Пенсильвании в надежде продать земельные участки множеству польских иммигрантов – желал устроить эдакую «маленькую Польшу» в Америке, с костелами и школами. Он даже назвал городок в честь князя Казимира Пулавского, польского аристократа, сражавшегося бок о бок с американскими патриотами в Войне за независимость, – для пущей привлекательности. Первая группа новых землевладельцев прибыла в Пуласки и обнаружила, что костелы и школы, отрекламированные в буклетах, еще предстоит построить, и потому они взялись за дело – и построили их.