На берегах Невы
Шрифт:
Внезапно я вспомнил, что мой однокашник Борис Флеккель был одним из секретарей Керенского.
Флеккель ещё мальчиком был маленького роста, с иссиня чёрными волосами, тёмными и живыми глазами, он был одним из лучших учеников школы. Он рано присоединился к партии социал-революционеров и революционному движению. В отличие от Ленина, Флеккель с отличием кончил юридический факультет Петербургского университета. Когда вспыхнула Февральская революция, Флеккель был всего рядовым солдатом. Его взяли в команду Керенского. Он обожал своего шефа, и тем не менее, в нём было мужество признать неспособность Керенского действовать в теперешней
Служащий доложил обо мне Флеккелю, и он тут же спустился. Мы прошли в его богатый кабинет, видимо, бывшую царскую приёмную.
Я показал ему письмо Ленина. Он совсем не удивился.
— Ситуация совсем плохая, Я знаю, но он этому не верит, вернее, не хочет этому верить. Лидеры его партии тоже этому не верят. Все они просто уверены на все сто, что большевики не предпримут попытки захватить власть. Наивно, по-детски, но это так.
— Но Керенский же не глупый человек, у него же большой опыт.
— Это долгая история. Он совершенно переменился. Он ушёл от реальности, которая ему не нравиться. Тебе нет никакого смысла видеть Керенского. Он не обратит внимания на все твои предупреждения. Ты можешь только подействовать ему на нервы. К тому же, он занят сейчас с препарламентской сессией. Я думаю, что он уедет на пару дней на фронт. Это безнадёжно….
Но я настаивал:
— Это письмо первейшего значения. Это приказ Ленина Пятакову начать вооруженный путч 15 октября, через неделю. Письмо гласит, что в этот день, а скорее всего ночью, будет восстание и в Петербурге.
Флеккель печально закивал:
— Я верю этому письму. Все знают о планах Ленина. Хорошо, я устрою встречу с Керенским сегодня в 7 часов вечера. Я тут должен помочь ему с его речью. Но это всё — бесполезно.
— Что мне делать? — вскричал я в отчаянии.
— Искренне, я не знаю. Очень не многие могли бы тебя выслушать: Кишкин, Чайковский, Плеханов, но у них нет влияния на Керенского. Ты можешь попытаться поговорить с полковником Полковниковым, командующим военным округом Петрограда. Он отвечает за военную оборону города, но я боюсь тебя тоже ждёт разочарование. Однако попробуй, я сделаю, он тебя примет. Его кабинет на южной стороне Александровской площади.
Поглощённый своими мыслями, я вошёл в Александровский дворец, когда глубокий голос внезапно оборвал меня: «Что выделаете в этом бардаке Русской революции?». Я повернул голову и увидел высокого, крепко сложенного офицера. Сначала я не узнал его, но в следующую секунду я распознал в нём Бориса Савинкова [9] в форме армейского полковника. Я объяснил, что я пытаюсь привлечь внимание к заговору Ленина.
— Это безнадёжно, мой друг, в высшей степени безнадёжно. Я не понимаю, что случилось со всеми этими революционерами. Куда девался их революционный пыл? Где их мужество и готовность к решительным действиям. Где они? Они улетучились сей момент, когда стали у власти. Ленин и компания должны были быть арестованы уже давно. Я настаивал, я умолял Керенского… всё напрасно, никакого ответа. Я умываю руки. Везде самое вызывающее потакательство большевикам.
9
Борис Савинков был политическим комиссаром седьмой армии
— Ну, не везде…, — запротестовал я.
— Везде в нашей партии…, — и он внезапно ушёл так же, как и появился.
Полковник Полковников, моложаво выглядящий человек, которому было лет под сорок, принял меня душевно. Я показал ему письмо Ленина. Письмо не произвело на него впечатления.
— Может это подделка, — сказал он.
Я подробно объяснил ему обстоятельства, при каких мне досталось это письмо. Он заколебался.
— Оставьте письмо мне, и я донесу его до сведения Керенского.
Я наотрез отказался.
— Это документ первейшей важности. И не хочу, чтобы он затерялся в ваших бумагах, полковник.
— Вы можете мне доверять. Во всяком случае, мы проводим истинно демократическую политику. Мы боремся с нашими врагами демократическими методами, а не полицейскими репрессиями.
— Не имеете ли вы ввиду, что вы боретесь с заговором против правительства с помощью примирительных жестов и дискуссий?
— Да, — допустил он. — Мы не можем арестовать Ленина и его сообщников.
— Почему нет?
— Мой дорогой друг, они же наши братья по демократической революции.
— Да что вы говорите? — я уже почти кричал. — Если они завтра подымут вооружённый путч, что тогда вы будете делать? Будут они с вами говорить? Вы будете объяснять им, что они действуют недемократическими методами?
— Они никогда не сделают эту глупость. Это всё воспалённая фантазия испуганной буржуазии.
— Спасибо, полковник, за содержательную беседу, — и я ушёл, даже не попрощавшись.
После обеда я наткнулся на Камкова, красивого жгучего брюнета, которого я знал ещё по университету. Он был левым социалистом и примкнул к большевикам в атаке на правительство Керенского.
— Что ты тут делаешь, Камков? — спросил я его. — Ты ведь должен быть в Смольном?
Интересно, что он ответил, вздрогнув от неожиданности:
— Я тут к своему другу, полковнику Полковникову пришёл.
Через две недели, 25 октября в три часа дня полковника Полковникова сняли с должности начальника командующего войсками Петроградского военного округа за неэффективность и потакательство большевикам. Это было уже в день свержения демократического правительства и было уже поздно [10] .
10
«Кишкин, выведенный из себя бездействием Полковникова, уволил его», — Павел Милюков. «История Второй Русской Революции». Русско-болгарское издание. София. 1922 год.
В семь я был на аудиенции. Керенский появился через несколько минут. Флеккель представил меня ему. Керенский, казалось, думал о своём и не очень слушал то, что я ему докладываю. Я дал ему письмо.
— Похоже на подделку, — сказал он после некоторого молчания.
— Но, Александр Фёдорович, смотрите! Совпадает с ленинским почерком в нашем досье, — заметил Флеккель.
Керенский посмотрел ещё раз на письмо, на этот раз с несколько большим вниманием:
— Откуда вы знаете, что это почерк Ленина?