На берегах Невы
Шрифт:
— В основном хлеб и молоко? — я сделал предположение.
— Нет в основном мясо, — он снова не объяснил.
Я никогда не спрашивал его о семье. Только много позднее я узнал, что у него есть брат — успешный юрист, который жил в Санкт-Петербурге. Он редко встречался с братом. Они были чужие друг другу, собственно как и большинство его сослуживцев. Как-то он допустил, что может быть только ко мне, он испытывает некоторую степень привязанности. «Да, — он повторил своим чётким, ясным голосом, — определённая привязанность». Я тоже симпатизировал ему в ответ. Были мы
Одним вечером, ужасным и холодным, мы остановились у Исаакиевского собора. Улицы были покрыты глубоким слоем снега. Весь город был белым.
— Запомни этот вечер. Этот момент, — пробормотал он.
— Почему?
— Я знаю теперь, жизнь готовит мне нечеловеческие страдания.
— Как Вы…
— Стоп, не говори ничего, не спрашивай. Сейчас мне это открылось, вот сейчас…..
При ярком свете луны его лицо светилось. Он улыбался. С его белыми волосами, со снегом, падающим на его голову, он казался мне делающим вызов своей судьбе.
Идя обратно, мы шли быстро, как бы в спешке. «Да… да…, — сказал он, когда мы достигли его дома, — Случайность управляет нашими жизнями, что за катастрофа!».
Он не пригласил меня присоединиться на чашечку чая перед сном, как он это иногда делал в схожих ситуациях. В полуоткрытой двери он остановился: «Как мало слов было сказано между нами, как много несказанного".
В конце семестра Озолин был назначен ассистентом профессора по инфекционным болезням. Его работы по защитным механизмам против инфекции были признаны важным вкладов в этой области. Я не видел его несколько недель, пока не услышал слухи, что он увольняется и уезжает в экваториальную Африку.
Я зашёл к нему в этот же вечер. Он был рад видеть меня: «Я ожидал увидеть тебя». Он упаковывал свои книги, методично, как и всё, что он делал.
— Почему…?
Он не ответил.
— Мне будет не хватать тебя.
— Не надо…
— Что наша дружба была шуткой? — я рассердился.
— Я должен… некая сила толкает меня на трагический путь.
Я поднялся и пошёл к двери.
— Не обижайтесь на меня, мой дорогой друг, — он подошёл и обнял меня.
— До свиданья Леонид.
— До свиданья мой друг, я увижу тебя снова.
Месяцы не было никаких известий от Озолина. Затем прошло сообщение, что микроб, вызывающий туберкулярную проказу, был выделен нашим преподавателем. Блестяще написанный, с шикарными иллюстрациями и слайдами доклад был доложен на нашем ежемесячном симпозиуме. Сам, он находился в каком-то бельгийском госпитале в Конго, где было возможным проводить исследования. Ещё через несколько месяцев другое сообщение достигло нашего деканата, оно было послано из Брюсселя: «Я возвращаюсь в Петербург. Я женился на русской девушке, которая училась здесь».
Мы все были в восторге, не столько, что он возвращается, как то, что он женился. Невероятно! Возможно, старая дева, синий чулок, как и он.
Мы жестоко ошибались. Скоро стало известно, что Озолин женился на дочери известного профессора университета Игоря Дарманского. Он был профессором криминального права, один из выдающихся юристов своего времени. А я был близким другом юного Дарманского, моего товарища по медицинскому институту.
«Невероятно!» — была наша общая реакция. Многие из нас знали Валерию Дарманскую — весёлая, жизнерадостная, обаятельная она дружила со многими студентами. Она была, как раз экстравертом и образована, несмотря на свою юность. «Это безумие! — была наша единодушная реакция. — Он настолько старше её, этот наш Кальвинист».
Циркулировали слухи, что её родители, известные своим гостеприимством, были не в восторге от этого брака.
Кода я в следующий раз зашёл к Дарманским, профессор спросил меня:
— Я слышал, что Озолин ваш друг?
— Да. Видимо.
— Он хороший человек. Леонид Озолин?
— В принципе, я знаю его только поверхностно, — допустил я.
— Блестящий учёный…. Прекрасный врач я слышал.
— Да, это действительно так.
— Что меня беспокоит….. Сможет ли он сделать мою дочь счастливой?
— Профессор…., как это можно предугадать?
— Я знаю. Знаю. Это иррационально, но как вам кажется? Вы знаете Валерию, какая она прекрасная, добросердечная девушка. Она наделена таким порывом к счастью. Вы знаете его… вы часто с ним говорили…. Какое будет ваше предварительное суждение? Пожалуйста, будьте со мною искренни.
— Я сожалею, что ваша дочь вышла за него замуж, — сказал я и сразу же пожалел об этом.
— Я благодарю вас за вашу искренность. Это нелегко было для вас.
Через две недели Озолины прибыли в Петербург. Её родители дали великолепный приём: был оркестр, танцы, шампанское. Озолин выглядел счастливым и даже иногда улыбался. Однако, Валерия, душа любой компании, была сдержана и как-то подавлена.
— Мои поздравления. Валерия, — я нашел момент, чтобы заговорить с ней. — Леонид — прекрасный человек.
— Да… а что нет?
— Он немного несоциальный, — сказал я.
— Но он гений…. Я должна помочь ему, я помогу ему. Он посвятил себя науке, я пожертвую жизнью ради этого.
— А вы должны? Ваша жизнь….
— Да! Как мадам Кюри….. Вместе…. Это и есть истинная любовь…. Самопожертвование…
— Самопожертвование? — запротестовал я, — Это не истинная любовь — это заместитель.
— Я чувствую в внутри себя потребность пожертвовать ради человека, которого я люблю.
— Абстрактная любовь, подобие любви, — настаивал я.
— Не пытайтесь разрушить мои понятия счастливого брака.
— Ваши иллюзии…
Она резко оборвала разговор:
— Во всяком случае, поздно анализировать мои чувства, — её улыбка была жалкой, её энтузиазм невесты уже был едва заметен.