На берегу несинего моря: Поэма
Шрифт:
Без друга, без отчего дома?
Как жить без приневских, морских
И прочих просторов безмерных
(Которых не скрыли в тот миг) –
Музейных картин, старых книг
И звуков музЫки бессмертной?!»
Завидовал я поездам,
Что ехали к городу-чуду.
Хотелось быстрее – туда!
(Почти как весною – оттуда).
А город с чужого плеча
Одежду носил многолетно.
Здесь стала почти незаметной
Даль моря.
И я
Когда одевался в платье,
Какое в лесу не носил,
Что выскользнуть из объятий
Булыжно-бумажных понятий
Уже не хватало сил.
7
Питер снова черно-белый:
Влажная метель;
Туча край земли задела,
Под ногой – кисель.
Я иду, оставив ныне
Свой надежный дом;
Ветер дует, как в пустыне,
За любым углом.
Белым снегом, серым снегом
Занесен гранит,
Между городом и небом
Чья-то сеть висит.
Что на свете: черный день ли,
Белая ли ночь?
Город милый, снега пленник,
Как тебе помочь?
Я и сам в сугробах сонных
Словно утонул,
Слыша вечно однотонный
Пустозвонный гул.
Что ни делай – нету дела,
Что ни говори, –
Только пар из ртов несмелых
Над людьми царит.
Липкий снег следы заносит
И следы следов;
На плакате – профиль козий
Нескольких богов.
Ухожу от них, гадая,
Есть ли дальше жизнь? –
К берегам за Голодаем...
Море, покажись!
Там, где суша, там, где море,
Снег везде лежит.
Между ними – ни забора,
Ни простой межи.
Я ищу тропинку лисью,
Грань, границу-нить
Между жизнью – и нежизнью...
Нет, не различить.
Возвращаюсь в черно-белый
Лабиринт домов,
На кисель обледенелый
Сумрачных годов.
Снег простудный давит плечи
Вместо эполет.
Прихожу домой под вечер:
Стол, кровать, буфет.
8
Что делать в городе весной,
Когда водой уже обмыты
И светлых тротуаров плиты,
И камень серой мостовой?
Здесь жизнь меняется не сильно
Внутри и вне кирпичных стен,
А сердце хочет перемен
И не мирится с этой былью.
Что делать в городе, когда
Глухарь давно по снегу чертит
Письмо простое против смерти
В лесу далеком?
Нам – туда!
Что
Ответ важнее получить
На то, кем нам не надо быть
И что не делатьнам, приятель.
Нам нужно побывать на воле!
Мы отъезжаем, торопясь,
Куда-нибудь за речку Сясь,
В Замшье, З'aборье, Заплье,
Где больше воздуха и солнца,
Где на заснеженной тропе
Невольно выветрим в себе
Старинный чад низкопоклонства.
Везде мы дома, если нам
Даны леса, поля, болота,
Была бы скромная охота
С беседой теплой пополам.
Мы разговор вели без фальши,
Так откровенно и легко,
Что если б слушал кое-кто,
Послал бы нас гораздо дальше.
Но знали мы, что вся округа
Была и с нами, и за нас;
Здесь не унизит, не предаст
Ни тень лесов, ни ветер луга.
В ружейный ствол, как в рог трубя,
Мы уносились в наше детство
И становились – наконец-то! –
Похожими лишь на себя.
А возвратившись в город свой,
Держались мы остаток года,
Пока жила внутри свобода,
Разбуженная весной.
9
Как часто время давит на пространство!
И даже здесь, у вечных этих вод,
От пустоты властительного чванства
Дух Петербурга не всегда спасет.
Я чувствовал: меня вот-вот покинет
Надежда вырваться из липких дней.
Тогда мой город был, как в паутине
Завистливых и мстительных вождей.
Я убегал в природные просторы,
Как при бомбежке прячутся в подвал.
Но я бежал не от тебя, мой город,
А от чужого времени бежал.
Да, я не верил, что на тощей почве
Возможны разноцветья времена,
Не замечал, что прорастали ночью
Невиданных растений семена.
Как прорывает старую солому
Растущая из глубины трава,
Так возникали из примет знакомых
Другие краски, звуки и слова.
…Мой город, выросший на грани
Стихий, народов и веков,
Был временем несчастным ранен,
Но это время в море канет,
Сметая пыль временщиков.
VI. ЕЛАГИН ОСТРОВ
Под мостом, на лодочке прокатной,