На берегу
Шрифт:
— Всего несколько минут. Вам пришлось очень рано выехать?
— Не так рано, как в прошлый раз. Папа меня подвез на станцию, и я захватила поезд в девять с минутами. А в общем, довольно рано. Вы дадите мне выпить перед обедом?
Он ответил не сразу:
— Дядя Сэм не одобряет спиртного на борту. Придется пить кока-колу или апельсиновый сок.
— Даже на “Сиднее”?
— Даже на “Сиднее”,— был решительный ответ. — Не захотите же вы за одним столом с моими офицерами пить что-нибудь крепкое, когда они пьют кока-колу.
— Я хочу выпить перед едой чего-нибудь крепкого, как вы выражаетесь,—
— Хорошо,— невозмутимо сказал Тауэрс. — Отель тут на углу. Идемте.
И они отправились; в дверях Тауэрс неуверенно огляделся. Потом повел Мойру в дамскую гостиную.
— Как будто нам сюда?
— А вы не знаете? Неужели вы здесь еще не бывали?
Он покачал головой. Спросил:
— Вам коньяку?
— Двойную порцию,— был ответ. — Со льдом, и самую малость разбавить. Неужели вы сюда не заглядываете?
— Ни разу не заходил.
— Неужели у вас никогда не бывает охоты напиться вдрызг? — спросила Мойра. — Вечерами, когда нечем заняться?
— На первых порах бывало,— признался Тауэрс. — Но тогда я уходил в город. Не годится разводить пачкотню возле собственного дома. А через неделю-другую я это бросил. Толку все равно нет.
— Что же вы делаете по вечерам, когда лодка не в походе?
— Читаю газету или книгу. Иногда мы сходим на берег, идем в кино.
Подошел бармен, и Тауэрс заказал для нее коньяк и полпорции виски для себя.
— Очень нездоровый образ жизни,— объявила Мойра. — Я пошла в дамскую комнату. Присмотрите за моей сумочкой.
Она выпила еще одну двойную порцию коньяка, и только после этого он не без труда извлек ее из отеля и доставил в гавань, на “Сидней”, оставалось лишь надеяться, что при его подчиненных она будет вести себя прилично. Но страхи оказались напрасны: с американцами она держалась скромно и учтиво. И только с Осборном проявила истинный свой нрав.
— Привет, Джон,— сказала она. — С какой стати вас сюда занесло?
— Я член команды,— ответил Осборн. — Занимаюсь научными наблюдениями. Главным образом всем мешаю.
— Капитан Тауэрс так мне и сказал. И вы вправду будете жить со всеми тут на подлодке? Все время?
— Похоже на то.
— А им известны ваши привычки?
— Простите, не понял?
— Ладно, я вас не выдам. Меня это не касается.
Она отвернулась и заговорила с капитаном Ландгреном.
Когда Ландгрен предложил ей выпить, она попросила апельсинового сока; приятно было посмотреть на нее в это утро в кают-компании “Сиднея”, когда, стоя под портретом английской королевы, она пила с американцами апельсиновый сок. Пока она разговаривала с ними, капитан Тауэрс отвел офицера связи в сторону.
— Послушайте,— сказал он вполголоса,— ей нельзя спуститься на “Скорпион” в таком платье. Вы не могли бы подыскать для нее комбинезон?
Питер кивнул.
— Найдется комбинезон для работы в котельной. Надо думать, нужен самый маленький размер. А где она переоденется?
Капитан
— Вы не знаете подходящего места?
— Лучше вашей личной каюты не придумаешь, сэр. Там ей никто не помешает.
— Ну и наслушаюсь я тогда — от нее же самой.
— Не сомневаюсь,— сказал Питер.
Мойра пообедала с американцами, сидя в конце одного из длиннейших столов в кают-компании, потом в смежной каюте-гостиной пили кофе. Затем младшие офицеры вернулись каждый к своим обязанностям, а Мойра осталась с Питером и Дуайтом. Питер разложил на столе чистую, выглаженную одежду кочегара.
— Вот вам комбинезон,— сказал он.
Дуайт откашлялся.
— На подводной лодке слишком много смазки, мисс Дэвидсон,— пояснил он.
— Меня зовут Мойра.
— Хорошо, Мойра. Я думаю, лучше вам спуститься на “Скорпион” в комбинезоне. Боюсь, платье вы там перепачкаете.
Мойра взяла комбинезон, развернула.
— Полная перемена декораций,— заметила она. — А где мне можно переодеться?
— Я думаю, в моей личной каюте,— предложил Дуайт. — Там вас никто не побеспокоит.
— Надеюсь, хотя не так уж уверена. Я не забыла, что произошло на яхте.
— Капитан рассмеялся. — Ладно, Дуайт, ведите меня в свою каюту. Надо же мне разок и на такое отважиться.
Дуайт отвел ее к себе в каюту и вернулся в гостиную ждать, пока она переоденется. В крохотной личной каюте капитана Мойра с любопытством огляделась. Прежде всего увидела фотографии, их было четыре. На всех молодая темноволосая женщина с двумя детьми: мальчику лет восемь-девять, девочка года на два младше. Один снимок был работой профессионального фотографа в хорошем ателье, остальные — увеличены с любительских снимков; на одном, похоже, пляж, вероятно берег озера. Мать с детьми сидят на трамплине для прыжков в воду. На другом — лужайка, возможно, перед жилищем Тауэрсов: на заднем плане видна часть белого деревянного дома и длинный автомобиль. Мойра стояла и с интересом разглядывала снимки; видимо, мать и дети были очень славные. Тяжело это, но по-другому сейчас не бывает. Что толку из-за этого мучиться.
Она переоделась, положила юбку с блузкой и сумочку на койку, скорчила гримасу своему отражению в маленьком зеркале и вышла в коридор на поиски хозяина. Он уже шел ей навстречу.
— Ну вот и я,— заявила Мойра. — Похожа на черта. Ваша подлодка должна быть великолепна, Дуайт, иначе этому маскараду нет оправдания.
Он со смехом взял ее под руку и повел.
— Конечно, моя лодка великолепна,— сказал он. — Лучшая в Соединенных Штатах. Теперь сюда.
Мойра чуть не сказала, что другой подлодки у Соединенных Штатов, наверно, вообще нет, но прикусила язык: незачем делать ему больно.
Дуайт провел ее по трапу на узкую палубу “Скорпиона”, затем на мостик и принялся объяснять, как что устроено. Мойра мало что знала о кораблях и ровным счетом ничего о подводных лодках, но слушала внимательно и раза два удивила Тауэрса дельными, толковыми вопросами.
— Почему, когда вы погружаетесь, вода не льется в переговорную трубу? — спросила она.
— Поворачивается вот эта заглушка.
— А если вы забудете?
Он усмехнулся:
— Внизу, в машинном отделении есть еще одна.