На берегу
Шрифт:
— Да как же отучить, Питер? Они все давно окончили школу.
— Газеты,— сказал Питер. — Кое-что можно было сделать через газеты. А мы не сделали. Ни одна страна ничего не сделала, потому что все мы были слишком тупы. Нам нравились наши газеты с фотографиями девиц в купальниках и кричащие заголовки сообщений об изнасилованиях, и ни у одного правительства не хватило мудрости помочь нам это изменить. Но будь мы достаточно разумны, возможно, с помощью газет что-то удалось бы сделать.
Мэри толком не поняла его рассуждений.
— Я рада, что газеты больше не выходят,— сказала она. — Без них
Тут ее скрутил новый спазм, и Питер помог ей дойти до ванной. Пока она оставалась там, он вернулся в гостиную и постоял над детской кроваткой. Малышка совсем плоха, и ничем он не может ей помочь; навряд ли она проживет до утра. И Мэри тоже плоха, хотя и не настолько. Он один в семье здоров, и этого нельзя показать.
Мысль остаться без Мэри ужаснула его. Невозможно остаться одному в их квартирке; в считанные дни, что еще выпадут ему на долю, некуда будет идти и нечего делать. Будь “Скорпион” еще в Уильямстауне, можно бы присоединиться к Дуайту Тауэрсу и покончить со всем в море, труд моряка был делом его жизни. Но к чему это? Не желает он лишних дней, которые выпадают ему по странной прихоти необычного обмена веществ. Он хочет остаться с женой и дочуркой.
Мэри окликнула его из ванной, и он пошел помочь ей. Опять подвел ее к пылающему камину; она озябла, ее трясло. Питер опять дал ей горячего разбавленного коньяка, окутал ее плечи пуховым одеялом. Она держала стакан обеими руками, силилась справиться с дрожью, сотрясающей все тело.
Немного погодя она спросила:
— Питер, а как Дженнифер?
Он поднялся, отошел к кроватке, вернулся.
— Она сейчас спокойна,— сказал он. — По-моему, без перемен.
— А сам ты как?
— Премерзко. — Он наклонился к ней, взял за руку. — По-моему, тебе хуже, чем мне,— сказал он, ведь она не могла этого не понять. — Пожалуй, я протянул бы день-два лишних, но не больше. Наверно, это потому, что я физически крепче.
Мэри медленно кивнула. Потом сказала:
— Значит, надежды никакой нет? Ни для кого из нас?
Питер покачал головой.
— От этого не выздоравливают, родная.
— Боюсь, завтра мне уже не дойти до ванной. Питер, родной мой, мне хотелось бы покончить со всем этим сегодня же и взять с собой Дженнифер. По-твоему, это гадко?
Он поцеловал ее.
— По-моему, это разумно. И я с вами.
— Тебе ведь не так худо, как нам,— слабо возразила Мэри.
— Завтра будет так же,— сказал Питер. — Не стоит тянуть, ничего в этом нет хорошего.
Она сжала его руку.
— Что нам надо сделать, Питер?
Он минуту подумал.
— Сейчас я приготовлю грелки и положу в постель. Тогда ты наденешь свежую ночную сорочку и ляжешь, тебе будет тепло. Я принесу к нам в кровать Дженнифер. Потом запру дом, принесу тебе горячее питье, мы будем лежать рядом в постели и примем таблетки.
— Не забудь отключить электричество. А то вдруг мыши перегрызут провод и начнется пожар.
— Отключу,— сказал Питер.
Она подняла к нему глаза, полные слез.
— Ты сделаешь все, что надо, для Дженнифер?
Он провел рукой по ее волосам.
— Не тревожься,— мягко сказал он,— я все сделаю.
Он наполнил грелки горячей водой и положил в постель, заодно оправил ее, пускай все выглядит чисто и опрятно.
Потом он налил кипяток в термос, аккуратно расставил на подносе термос с двумя стаканами, коньяк, блюдце с половинкой, лимона и отнес в спальню. Прикатил из гостиной дочкину кроватку и поставил возле большой кровати. Мэри в постели казалась такой чистенькой и свежей; когда Питер подкатил кроватку, она с усилием села.
— Дать ее тебе? — спросил Питер. Ему подумалось — может быть, ей хочется немного подержать малышку на руках.
Но Мэри покачала головой.
— Она слишком больна. — Посидела минуту, глядя на ребенка, потом устало откинулась на подушки. — Лучше я буду думать о ней, какая она была прежде, когда все мы были здоровы. Дай мне ту штуку, Питер, и покончим с этим.
Она права, подумал Питер, лучше кончать разом, не мучить себя горькими мыслями. Он сделал малышке укол в руку повыше локтя. Потом переоделся в чистую пижаму, погасил в квартире все лампы, кроме ночника у кровати, закрыл экраном камин в гостиной и зажег свечу из запасенных на случай аварии на электростанции. Поставил свечу на ночной столик и отключил электричество в доме.
Уже в кровати, подле Мэри, он смешал коньяк с горячей водой и достал из красных коробочек таблетки.
— Мы чудесно прожили все годы с тех пор, как поженились,— тихо сказала Мэри. — Спасибо тебе за все, Питер.
Он притянул ее к себе и поцеловал.
— И для меня это было замечательное время,— сказал он. — На этом и кончим.
Они взяли таблетки и запили приготовленным питьем.
В тот вечер Дуайт позвонил в Харкауэй Мойре Дэвидсон. Набирал номер, не уверенный, соединит ли станция, а если соединит, подойдет ли кто-нибудь к телефону. Но автоматическая станция еще работала, и Мойра почти сразу подошла.
— Смотрите-ка,— сказал Дуайт,— а я сомневался, снимет ли кто-нибудь трубку. Как у вас дела, детка?
— Плохо. По-моему, маме с папой остались считанные часы.
— А вы сами?
— Примерно так же, Дуайт. А вы?
— В общем, так же. Я звоню, чтобы пока попрощаться, детка. Завтра утром мы выйдем на “Скорпионе” и затопим его.
— Вы не вернетесь? — спросила Мойра.
— Нет, детка. Нам не следует возвращаться. Осталось выполнить последнюю работу, и мы со всем покончим. — Он помедлил. — Я звоню, чтобы поблагодарить вас за эти полгода. Мне очень помогло, что вы были рядом.
— Мне тоже это очень помогло,— сказала Мойра. — Дуайт, если только сумею, можно я приеду вас проводить?
Он поколебался, ответил не сразу:
— Ну конечно. Но нам нельзя задерживаться. Люди уже сейчас очень слабы, а завтра будут еще слабее.
— В котором часу вы уходите?
— Отчалим в восемь, как только станет совсем светло.
— Я приеду,— сказала Мойра.
Он попросил поклониться за него отцу с матерью и повесил трубку. Мойра прошла в спальню родителей, они лежали на стоящих рядом кроватях, обоим было много хуже, чем ей; Мойра передала им привет от Дуайта. Потом сказала, что хочет съездить в порт.