На боевом курсе
Шрифт:
Что у меня за жизнь? Только и делаю, что мотаюсь туда-сюда. И какого лешего я со своими «предсказаниями» вылез? Делал бы своё дело потихоньку, глядишь, что-то да и вышло бы из этого. И ведь, что самое важное, получалось же это «что-то». А теперь… Повоевать вволю и то не дают…
К сожалению, проболтались несколько часов в воздухе мы впустую. Никаких «Цеппелинов» так и не увидели. Или кайзер решил повременить с их отправкой, или они каким-нибудь другим маршрутом прошли. Севером, например, над Балтикой. Но если бы прошли, то уже шуму было бы… А у нас везде тишина. И немецких истребителей не видно. Опасаются,
Так что полетали, побарражировали вдоль линии разграничения войск, явно нарываясь на неприятности, но не огребли их. А жаль. Хоть на немцах отыгрались бы за всё. За обмороженные руки и лица нашего второго пилота и инженера, за побитый пулями самолёт. Механики, правда, успели заплатки кое-как на крылья наложить, но пока в воздухе находились, часть из них начала от основной обшивки отклеиваться, краями отстала, замахрилась.
Сели. Настроение никакое. Только и осталось, что до штаба дойти и доложить командованию о выполнении полётного задания. И отправиться на боковую. Одно хорошо, связь теперь на все сто работает. В полёте с землёй всё время связаться можно. Приходится, правда, при этом открытым текстом не пользоваться, но и то хорошо.
В штабе успел необходимые документы на вахмистра выправить параллельно с оформлением наших. Даже разрешение на посещение столицы выдали. Обрадовал Мишу, наказал собираться и завтра с утра пораньше на самолёте быть с вещами.
Заправка у нас полная, в кабине никакого груза нет, поэтому пошли напрямую на Петербург без промежуточных посадок.
Садились в столице в вечерних сумерках.
Дальше всё «по накатанной дорожке». Сразу же доложился о прилёте, пока самолёт под охрану сдавали. Потом заселились в гостиницу и поужинали. Да, форму отдал горничной, чтобы в порядок привели. Ну и своим приказал то же самое сделать. И из номера никуда до команды не разбегаться! Особенно это Маяковского касается.
И вот тут меня поэт удивил. Выложил на стол свои рисунки, стихи и фотографии горящего рейхстага и даже снимок сбитого и кувыркающегося к земле немецкого «Альбатроса». Как умудрился снять, ума не приложу. И каким образом на руки сами фотографии получил? А Владимир Владимирович тем временем у меня разрешение на посещение редакции испросил.
Даже раздумывать не стал, сразу добро дал. Дело нужное и для страны полезное. Тем более такой материал газетчики с руками и ногами оторвут. И предписание на всякий случай лично в руки отдал. Если нарвётся на патруль — предъявит. А что нарвётся, это точно. Ему же в центр города нужно. Единственное, уточнил, что добро даю только на посещение редакции и ни на что больше!
После завтрака за мной никто не приехал. Никакого знакомого автомобиля не было. И куда мне теперь? Подумал и поехал на завод. Экипаж так в гостинице и оставил, пусть отдыхают и отсыпаются. А мне нужно и пакет Сикорскому передать, и новости узнать.
Глава 18
Весь день прокрутился, словно та пресловутая белка, которую куда только не приплетают. Или собака… С засунутой чёрт знает куда или во что лапой…
Но беготня беготнёй, а обед по распорядку. Ну и что, что с ним я немного опоздал? Главное то, что успел набить брюхо
А побегать мне пришлось много. На аэродроме не одну сотню метров намотал — из цеха в цех, из одного так называемого утеплённого ангара в другой. А собирают в этих ангарах новые «Муромцы». Так что расстояния выходили те ещё, свою пятёрку вёрст к обеду выполнил и с лихвой перевыполнил. Хорошо ещё, что не один бегал, компанию мне Сикорский составил. И мы с ним, как два молодых лося круги и нарезали. С долгожданным перерывом на ублажение обедом измученного беготнёй организма.
Зачем бегал? Ну-у… Это я, конечно, преувеличиваю. Пешком ходил, ногами, так сказать. Но походил достаточно. Зачем? А как иначе-то? Акционер я, входящий в Совет директоров, или просто так к заводу приписан? Так что и новые самолёты на стоянке осмотрел, уже готовые к отправке Шидловскому, и по сборочным цехам прошёлся, заглянул, куда душа просила, руками пощупал, что сердце требовало, да с рабочими парой слов перемолвился, какие ум пытливый да неугомонный подсказал. Это я так себя расхваливаю. Самооценку нужно на должном уровне держать. Так что в сборочные и производственные цеха нужно было обязательно заглянуть.
Да ещё Игорь Иванович распечатал прямо при мне тот пакет, что я ему должен был передать и прочитал сначала про себя, а затем и вслух вложенное в него письмо. И показал кое-какие интересные зарисовки. Вот мы и начали обсуждать эти зарисовки прямо на месте. Теоретические выкладки потребовали практического осязания и приложения, для чего нам и пришлось столько перемещаться.
Но и ладно, это пусть и хлопотная, но зато интересная работа. Заодно и я кое-что припомнил и посетовал, что нет возможности вести стрельбу в задней нижней полусфере. Рассказал, как нам пришлось открывать створки бомболюка и прямо через него отстреливаться от атакующих снизу истребителей противника.
Тут же, прямо на месте, в самолёте, и начали с ним придумывать, как и что можно сделать. Так ничего и не придумали. Мои «воспоминания» для этого не годились. Материалов у нас пока таких нет, чтобы мы могли эту проблему так сходу и решить. Или же конструкция получилась бы настолько громоздкая и тяжёлая, что треть полезной грузоподъёмности точно съела бы. Ни к чему нам такие потери. Вспомнили с ним когда-то давно высказанную мной идею об огневой точке в хвосте. Но и с ней ничего не вышло. Слишком мало места. И не влезть туда в зимней одежде, и не развернуться толком. Если только ещё один люк в пол врезать… Поближе к хвосту, и чтобы конструкцию фюзеляжа не ослабить…
Сикорский помолчал, подумал, посмотрел на мою расстроенную физиономию и, махнув рукой, предложил свалить эту проблему на крепкие плечи нашей молодёжи. Есть же у нас недавно организованное конструкторское бюро, вот пусть они голову и поломают. С их-то задором, глядишь, что-нибудь толковое и придумают…
Так день в хлопотах и пролетел. Автомобиля знакомого я сегодня так и не дождался, увидел его лишь на следующий день во время завтрака. И именно тогда, когда мне подали чашечку кофе. Уже в традицию входит этакое его появление именно в этот момент. И, не поверите, при виде лакированного чуда даже на сердце легче стало. То ли привык, то ли ещё что.