На боевом курсе
Шрифт:
— Алексей Семенович безусловно прав, — согласился я. — Нельзя так ставить вопрос — пойдем мы в Петсамо или не пойдем. Все будет зависеть от обстоятельств.
— Согласен, — примирительным тоном сказал Смычков и добавил: — А мне бы очень хотелось побывать там.
Это было сказано просто, искренне, чистосердечно.
Четверо суток пребывания на позиции не принесли никаких результатов. Беспрерывный поиск у берегов противника был бесплоден. Будто все кругом вымерло. Высокий, скалистый, почти отвесный, берег казался безжизненным. Только кое-где, словно прильнув к расщелинам,
Наступила ночь. Через десять минут всплытие.
Каждый скручивает себе из газеты «козью ножку» и набирает в нее чуть ли не полпачки махорки, чтобы накуриться сразу за все время, проведенное под водой. Заядлые любители курева приучились утолять свою табачную жажду в подводном положении. Одни пытаются сосать махорку, другие по нескольку часов не вынимают изо рта пустой прокуренной трубки. И вот сейчас старшины и матросы уславливаются между собой, кому первому выходить на перекур. Только один Тюренков ни с кем не спорит и не занимает очереди.
Ночью на мостике не разрешается зажигать спичек, и раскуривают папиросы либо в центральном посту под люком, либо в боевой рубке, где обычно курит весь экипаж, за исключением вахтенного офицера, командира и помощника. Они курят на мостике «в рукав», нередко обжигая руки.
Раздается долгожданный сигнал: «По местам, стоять к всплытию». Как по боевой тревоге, все вмиг разбегаются. Вахтенный сигнальщик с биноклем, висящим на шее, стоит уже в боевой рубке, где свет погашен, чтобы глаза еще под водой смогли немного привыкнуть к темноте. Лебедев внимательно вслушивается в морские шумы. На поверхности штормит, и поэтому все подвижные предметы прочно привязываются.
Работают помпы — осушаются трюмы. Наконец инженер-механик докладывает о готовности к всплытию.
— Горизонт чист! — раздается из рубки громкий, уверенный голос Лебедева.
Боцман перекладывает рули на всплытие, исполняя команду «всплывать». Старшина трюмных машинистов быстро открывает воздушный клапан: раздается сильный гидравлический удар и громкое шипение воздуха, вытесняющего воду из средней цистерны. Лодку раскачивает с борта на борт. Отдраивается люк. Через образовавшуюся щель приподнятой крышки с глухим шумом вырывается наружу тяжелый спертый воздух, которым мы дышали много часов. Лодка всплыла, свежий воздух действует опьяняюще, кружит голову. На мостик вскакивает сигнальщик и, быстро осмотревшись, докладывает:
— Горизонт чист.
Несколько раз чихнув, машина развивает обороты. Лодка вздрагивает и устремляется вперед, борясь с атакующими ее волнами. Один за другим подымаются в рубку матросы и жадно затягиваются табачным дымом. Первую минуту все молчат, затем начинается разговор вполголоса, чтобы не мешать в центральном посту вахте слышать все команды вахтенного офицера.
Началась зарядка аккумуляторной батареи. Спускаясь вниз, уже изрядно вымокнув, я услышал работу приемника в радиорубке. Радист Лебедев быстро записывал знаки на входящем бланке.
«Что-то к нам идет», — подумал я. Через минуту Лебедев вручил мне радиограмму с приятным известием о том, что в районе «Л» в 16.00 был обнаружен конвой противника, идущий курсом зюйд в составе двух больших транспортов и шести сторожевых
Расчет движения по карте показал, что противник подойдет к Петсамо не раньше четырех часов утра. До этого времени мы успеем закончить зарядку и за два часа до вероятного подхода конвоя будем ждать его у входа в бухту. Правда, все расчеты требовали уточнения. Самолет-разведчик мог допустить ошибку при определении скорости движения конвоя. Да и противник мог специально маневрировать скоростью, чтобы дезориентировать нашу воздушную разведку.
Поэтому следовало иметь в виду второй, запасный вариант, на случай, если мы пропустим противника из-за каких-нибудь неучтенных обстоятельств. Второй вариант мог быть только один — прорыв в порт Петсамо — крупный незамерзающий порт противника, куда прибывают транспорты с войсками, техникой, боеприпасами и продовольствием. Через Петсамо снабжается фашистская группировка, действующая на финском участке фронта. Боеспособность гитлеровских войск во многом зависит от морских перевозок.
Сейчас значение Петсамо особенно возросло: гитлеровское командование поставило перед своими войсками на севере задачу разгромить Красную Армию, выйти к Кольскому заливу и овладеть нашим крупнейшим незамерзающим портом Мурманском.
На мурманском направлении днем и ночью идут жестокие бои. Наши удары по кораблям противника — удары по всей немецко-фашистской армии, ведущей наступление в Заполярье. В этом заключается помощь Северного флота нашей героической пехоте, защищающей каждую пядь родной земли.
Итак, решение принято. Офицеры поставлены в известность о двух возможных вариантах.
Зарядку аккумуляторной батареи закончили раньше намеченного срока. Оставалось окончательно продумать план действий, с учетом всевозможных неожиданностей, которые могут возникнуть при прорыве в Петсамо. Многое было продумано раньше — еще до выхода в море.
В час ночи мы подошли к точке погружения. Двигаться дальше в надводном положении было опасно: входили в зону действия наблюдательных постов противника.
Шли в подводном положении. Через полтора часа достигли входа в порт. Команда отдыхала, и только одна смена молча, сосредоточенно несла вахту. Рулевой-горизонтальщик не отрывал глаз от диферентометра и глубиномера. Прижавшись левым плечом к борту в боевой рубке, окутанный полумраком, в неподвижной позе застыл рулевой, он всего лишь две недели тому назад прибыл на лодку и за время похода успел освоить управление вертикальным рулем в подводном положении.
— Лево руль пятнадцать градусов! — раздалась команда вахтенного офицера в центральном посту.
— Есть лево руль пятнадцать градусов, — быстро повторил команду рулевой, вместе с этим резко переложил рукоятку контроллера в сторону и доложил: — лодка катится влево.
— Ложиться на курс вест! — послышалась команда офицера.
— Есть ложиться на курс вест! — снова громко доложил рулевой.
Лодка легла на курс вест.
— Так держать! — скомандовал вахтенный офицер.
— Есть так держать! — в последний раз повторил рулевой, и снова в лодке водворилась тишина, которая прерывалась лишь слабым убаюкивающим свистом воды, обтекающей борт, однотонным гудением гирокомпаса да временами ревущим шумом электрических приводов рулей.