На что похожа любовь?
Шрифт:
Несмотря на всю уверенность в том, как мне следует поступить, внутри был жуткий нервяк. Я с трудом отсидела первую лекцию, а после отправилась в деканат. Разумеется, разговор был не из простых. Меня спрашивали, почему я так поступаю и пытались переубедить, упрашивали, а после кричали, но я сохраняла ледяное спокойствие. Внешнее, но не внутреннее.
Сплетни разлетелись быстрее, чем я ожидала. Уже в этот день после звонка на вторую пару в аудиторию влетел Гриша и, воспользовавшись тем, что преподавателя нет, почти прокричал:
—
Глаза всех присутствующих тут же обратились в мою сторону. Если честно, я хотела уйти по-тихому: отсидеть сегодня все пары (хотя в этом не было необходимости) и больше сюда не возвращаться. Но всё пошло не по плану.
Одногруппники, теперь уже почти бывшие, наперебой бросились расспрашивать меня, в чем дело.
— Это всё Пашка со своими дурацкими шутками, — подвела итог Гришина девушка Даша, поскольку ничего внятного я так и не произнесла.
— Хочешь, я ему морду набью? — сурово заявил Гриша.
— Не надо, — я положила руку ему на предплечье, успокаивая. — Всё равно я на худграф собиралась. Использую это время для подготовки.
Сам виновник переполоха, не зная о том, что его личность сейчас обсуждают, где-то бродил. И лишь когда мы расселись по местам с приходом педагога, явился с хмурым лицом.
Его сосед по парте, видимо, тут же шепнул последние новости, поскольку Паша обернулся и пристально посмотрел на меня, но я сделала вид, что не заметила.
Эта пара была последней, и я, быстро закинув канцелярские принадлежности в сумку, заспешила на выход. Несколько человек пожелали меня обнять и сказать на прощание пару теплых слов. Постепенно все разбрелись.
Уже покинув здание и шагая по асфальту, старательно обходя лужи, услышала, как кто-то окликнул меня по фамилии.
Обернулась. Это был Паша.
Он вальяжной походкой приблизился ко мне: руки в карманах, без шапки, куртка нараспашку.
— Слетаешь?
— А ты разве не рад? — не смогла скрыть язвительность в тоне.
Он лишь пожал плечами.
— Я не думал, что всё так выйдет.
— Иногда стоит думать, прежде чем что-то делать.
Он внимательно посмотрел на меня и вдруг сказал:
— Хочешь ударить? Ну ударь, — и даже щеку подставил, но я только хмыкнула.
— Нет, не хочу. Тебе от этого, может, и станет легче, а мне нисколько. Люди себя так не от счастья ведут, а от внутренней боли. Желаю тебе скорее эту боль излечить.
И, больше не видя смысла в дальнейшей беседе, развернулась и отправилась прочь. Была ли у меня обида на Пашу? Да. До этого дня. А сейчас мне почему-то действительно стало его очень жаль.
Глава 15
Рита
Аглая Михайловна ответила на мой звонок не сразу. А потом, выслушав, сообщила:
— Ах, Рита, спасибо, что ты напомнила, но пока не могу взять тебя в ученицы. Нагрузка ужасная, сессия у заочников. Давай с января?
Что я могла ответить? Попрощавшись,
Уроки с Аглаей были бы моей отдушиной. Я ждала намеченной даты, потому что знала: я буду учиться у мастера секретам живописи. Но, оказалось, что придется еще подождать.
Вся моя вроде бы склеившаяся жизнь стала разваливаться на глазах по кусочкам. Оплата за жилье теперь была выше и денег катастрофически не хватало. Еще больше заниматься набором текстов я не могла, поскольку несколько часов подряд неотрывного сидения у монитора приводили к раздражению глаз и болям в спине. Моя ученица вместе с родителями переехала в другой район, и добираться теперь стало в два раза сложнее. Я осталась практически без общения, совсем одна в большом городе. И, несмотря на то, что мы несколько раз в неделю встречались с Денисом, я всё отчётливее ощущала это тягучее, как трясина, состояние, из которого всё сложнее было выбираться. И сложнее находить повод, зачем вообще вставать по утрам. Зачем чистить зубы и застилать кровать, ведь я всё равно никого не жду в гости. Зачем готовить, если можно разогреть заморозку или перекусить бананом.
Мне даже разонравились два моих самых любимых дела — прогулки по Москве и рисование. Раньше, прибегая домой после насыщенного событиями дня, я успевала еще с энтузиазмом потрудиться над какой-нибудь художественной работой, не замечая усталости и времени, которое давно перевалило за полночь. Сейчас, когда в моем распоряжении был целый день, приходилось буквально себя заставлять. И как выбраться из этого состояния, я не знала.
Еще и погода за окном была серой, дождливой, зима всё никак не наступала, так что приходилось весь день сидеть с искусственным светом.
Денис заметил мое переменившееся расположение духа не сразу, но прежняя веселость превратилась в наигранность, а потом и с этим справляться стало сложнее. Я сама пугалась своей хмурой тени. Мне нужен был пинок. Сама себе я не могла его сделать. А мама, с которой мы были на связи по телефону, и за всю осень я приезжала лишь дважды, еще во времена, когда всё было хорошо, конечно, не могла заподозрить, насколько всё плохо, хотя я честно сказала, что ушла, но причину чуть скрасила: «Просто это не мое, зачем терять время?» Отчасти всё так и было, но как ничтожна мала была эта часть.
Первую неделю Денис подозрительно на меня смотрел и пару раз спросил, всё ли у меня хорошо, нет ли новых поводов для переживаний, и не достают ли Паша и Женя. Я честно призналась, что этого нет. Он всячески силился понять причину моего упаднического настроения, но я бы и сама не смогла объяснить. Разве что полным отсутствием смыслов и потерей ориентиров.
Не знаю, сколько бы так продолжалось, только в одно субботнее утро, уже в декабре, меня разбудил звонок от Дениса. Я лениво приоткрыла глаза и прищурилась, вглядываясь в экран телефона. Восемь утра! Что-то случилось?