На дальних берегах. Том первый
Шрифт:
— Но вы же уже пробивали проход наружу? Не пробовали, «в ту же дырку»?
— Пробовали — не вариант. Так что, пока ученые морщат мозг, мы ножками, ножками…
— Облысеть… — Оперативник достал палочку карки, покрутил в пальцах, потом положил на землю под списком погибших, — Ладно — ножками, так ножками… Тем более, что по дороге, не по болоту. Говорите безопасно тут?
— Относительно… Двигаем, парни — немного осталось.
От Обелиска отходили дороги минимум в трех направлениях. По одной они только что, пришли, так что надо было выбирать
— Спроси его, почему он так дергается? — повернулся Ладов к переводчику, — Он что-то чувствует?
— Он говорит, что там опасно.
— Сейчас или вообще?
— Вообще… Судя по всему, он видел «Миледи» и она ему не понравилась. А появляется эта дамочка там часто.
— Любопытно… Спроси, что он о ней знает?
— Он говорит, что это «Андам Феа». Не понял до конца, что он имеет ввиду, но видимо, что-то плохое.
— Спросите, сталкивался ли их народ с ней раньше? — попросил Земцов, — Или с ей подобными?
Ответ Манва Оре оказался весьма подробен и занял несколько минут, по прошествии которых «Толмач» машинально дернул руку помассировать переносицу, но уперся в маску и просто вздохнул.
— Ох… Это будет сложно…
— Ну вы уж постарайтесь.
— В общем, «феа» можно перевести как «та часть которая отличает».
— Отличает?
— Да. Близко к понятию «душа», но не имеющая религиозного оттенка. Скажем, у вас есть очки. Фабрика выпускает их миллионы, но конкретно эти очки — на них потертости, оставленные вашими пальцами, царапинки, с которыми вы уже свыклись, дужки, которые вы сами подогнули, чтобы они не натирали за ушами. То есть у них есть «феа» — уникальность, которая делает их именно «вашими», выделяет их для вас среди миллионов других таких же очков.
— А «Андам»?
— Дословно — «Сумерки». Но лигнар употребляют это слово в смысле: «надвигающаяся угроза». Он не знает, сталкивался ли его народ конкретно с ней, но однозначно убежден, что её появление не сулит ничего хорошего, ибо «Андам Феа» любит войну и кровь.
— Отличная характеристика для неё, насколько я в курсе. Продолжайте…
— Про «Миледи» в целом все, но вы спрашивали про ей подобных.
— А вот это уже и нам тоже интересно, — Ладов с Оперативником подгребли поближе, — Вещай.
— Там у них, в принципе, всяких «Феа» вагон. Мы например, «Морэ Феа» — «Темные».
— Мы не «темные», а «защитного цвета»! — возмутился Оперативник.
— Он не цвет имеет ввиду. Защитный слой делает нас темными дырами для спецвосприятия. Кстати, именно так он нас и находил все это время. И, возможно, не только он.
— Примем к сведению… Дальше.
— «Спецы», если в общем, — «Мауаймэ Феа». «Мауаймэ» — означает «сила». Еще он знает про «Кумна Феа». «Кумна», на их языке — «Пустота». Но не в значении — «что-то было, а теперь нет», а в значении «невозможность существования».
— То есть «Кумна Феа» лишены этой уникальности?
— Наоборот — это их или её… Или «его» отличительная черта.
— Как «невозможность существования», может быть отличительной чертой?
— Ну вот как-то может. Я же сказал, что все очень непросто — у
— Попробуй — мы умнее чем кажемся.
— Сейчас попытаюсь. Все же знают, что на ноль делить нельзя?
— Технически можно. Понятие ассоциативного кольца можно расширить так, чтобы деление на ноль было бы возможным…
— Николай Николаевич — вы мне сейчас совсем не помогаете! В общем, «кумна», это что-то вроде этого самого ноля. Делить на ноль нельзя, а умножение на ноль всегда дает ноль. Ничто! В лучшем случае, уничтожающее все, что с ним соприкасается, а в худшем… Нет — я не могу объяснить!
— Ладно — сойдемся на том, что это плохо.
— Это не «плохо», в том что и дело! Ноль — это не добро и не зло. Это — неотъемлемая часть математики. Ничто, пустота сам по себе, он может по разному взаимодействовать с другими числами. Десять — это на порядок больше чем единица, а одна десятая — на порядок меньше, в зависимости от того, где стоит ноль. Так же и тут. «Кумна Феа», это такой своеобразный «ноль». Всепоглощающая пустота сам по себе, и способный усилить или, наоборот, низвести до пренебрежимо малых величин любую другую силу. Но больше всего, он советует опасаться «Ло Феа».
— Интересно…
— «Ло» — переводится как «Ночь». И если «сумерки» — «надвигающаяся угроза», то «ночь»…
— Явившийся песец?
— Именно… — «Толмач» уважительно покосился на Оперативника, — А вы хорошо наш язык выучили.
— Стараюсь. И че там с этим «песцом»?
— Война и гибель всему, включая богов. Вот тут, кстати, можно расспросить товарища Исеня. Он одну гибель богов застал.
— Боюсь, я мало что могу рассказать, — отозвался волец, — Я в чертогах богов не был. Помню только, что очнулся и глаза нестерпимо резало. Потом кто-то закричал, что наши еще сражаются. Я поднялся и побежал. Пока бежал, рана затянулось и сердце биться начало. Я аж споткнулся от неожиданности. Те кто выжил, на кургане оборону держали. Эйхерии их окружили, уже победу начали праздновать и тут мы им в спину ударили…
Потом Слейпнир рванул и меня обломком второй раз убило. Очухался через час — глаза, к счастью, мне закрыть успели. Обломок вытащил — есть хочу так, как никогда не хотел. Рядом эйхерий валялся — сожрал целиком прям сырого. У нас тогда с этим проще было, хотя все равно потом долго вспоминали. Тело Одина так и не нашли, поэтому многие шутили что я, не разобравшись, именно его сожрал. «Фенриром» дразнили…
— А отчего Слейпнир взорвался?
— Не знаю, но, подозреваю, что к подаркам Локи асам стоило относится внимательнее.
— Он же был на вашей стороне в той битве?
— На нашей.
— Минуточку… — Оперативник сделал жест, как будто пытался на весу собрать какую-то головоломку, — То есть Один пользовался чем-то, что ему подсунул один противников и не видел в этом никакого подвоха?
— Локи не всегда был на нашей стороне. Он долго жил с асами и стал Одину побратимом.
— Если Один — мудрейший из асов, то я боюсь представить какие там остальные… Это называется — «внедренный агент». Втереться в доверие, разведать слабые места, потом нанести удар. Элементарщина!