На дальних мирах. Сборник научно-фантастических произведений
Шрифт:
Мы вышли из кабинета, и я провел его по длинному коридору мимо аппаратной и клети «временнОго ковша» к шлюзу, разделявшему лабораторию и жилую пристройку, где Джанни поселился сразу же после того, как его «зачерпнули» из прошлого. Когда мы остановились в шлюзовой камере для дезинфекции, Сэм нахмурился, и мне пришлось объяснять:
— Болезнетворные микроорганизмы сильно мутировали за прошедшие три века, и мы вынуждены держать Джанни в почти стерильном окружении, пока не повысим сопротивляемость его организма. Сразу после переноса он мог умереть от чего угодно. Даже обычный насморк оказался бы для него смертельным. А кроме того, не забывай, он и так умирал, когда мы его вытащили: одно легкое было полностью поражено туберкулезом, второго тоже надолго не хватило бы.
— Да? — произнес
Я рассмеялся.
— Не волнуйся, ты ничем от него не заразишься. Сейчас он почти здоров. Мы истратили такие колоссальные средства на его перенос вовсе не для того, чтобы он умер здесь, на наших глазах.
Замок открылся, и мы шагнули в похожий на декорацию для киносъемок кабинет, заполненный рядами сверкающей телеметрической аппаратуры. Клодия, дневная медсестра, как раз проверяла показания диагностических приборов.
— Джанни ждет вас, доктор Ливис, — сказала она. — Сегодня он ведет себя слишком резво.
— Резво?
— Игриво. Ну, вы сами знаете…
Да уж. На двери в комнату Джанни красовалась табличка, которой еще вчера не было. Выполненная размашистым почерком с вычурными барочными буквами надпись гласила:
ДЖОВАННИ БАТТИСТА ПЕРГОЛЕЗИ
Ези. 04.01.1710 — Поццуоли. 17.03.1736.
Лос-Анджелес. 20.12.2007 — Гений работает!!!!
Per Piacere, [6] стучите, прежде чем входить!
6
Пожалуйста (ит.).
— Он говорит по-английски? — спросил Хоугланд.
— Теперь говорит, — ответил я. — Мы в первую же неделю обучили его во сне. Но он и так схватывает все очень быстро. — Я усмехнулся: — Надо же, «гений работает»! Пожалуй, подобное можно было бы ожидать скорее от Моцарта.
— Все талантливые люди чем-то похожи друг на друга, — сказал Хоугланд.
Я постучал.
— Chi e la? [7] — отозвался Джанни.
— Дейв Ливис.
— Avanti, dottore illustrissimo! [8]
7
Кто там? (ит.).
8
Входите, достопочтенный доктор! (ит.).
— А кто-то говорил, что он владеет английским, — пробормотал Хоугланд.
— Клодия сказала, что у него сегодня игривое настроение, забыл?
Мы вошли в комнату. Как обычно, Джанни сидел с опущенными жалюзи, отгородившись от ослепительного январского солнца, великолепия желтых цветов акации сразу за окном, огромных пламенеющих бугенвиллей, прекрасного вида на долину внизу и раскинувшихся за ней гор. Может быть, вид из окна его просто не интересовал, но скорее всего ему хотелось превратить свою комнату в маленькую запечатанную со всех сторон келью, своего рода остров в потоке времени. За последние недели ему пришлось пережить немало потрясений: обычно люди чувствуют себя неуютно, даже перелетев через несколько часовых поясов, а тут прыжок в будущее на 271 год.
Однако выглядел Джанни вполне жизнерадостно, почти озорно. Роста он был небольшого, сложения хрупкого. Движения грациозны, взгляд острый, цепкий, жестикуляция умеренна и точна. В нем чувствовалась живость и уверенность в себе. Но как же сильно он изменился всего за несколько недель! Когда мы выдернули его из восемнадцатого века, он выглядел просто ужасно: лицо худое, в морщинах, волосы седые уже в двадцать шесть лет, истощенный, согбенный, дрожащий… Собственно, Джанни выглядел, как и положено изнуренному болезнью туберкулезнику, которого всего две недели отделяют от могилы. Седина у него еще оставалась, но в весе он прибавил фунтов десять,
— Джанни, — сказал я. — Познакомься. Это Сэм Хоугланд. Он будет заниматься рекламой и освещением нашего проекта в прессе. Capisce? [9] Сэм прославит тебя на весь мир и создаст для твоей музыки огромную аудиторию.
Джанни ослепительно улыбнулся.
— Bene [10] Послушайте вот это.
Комната, заставленная аппаратурой, являла собой настоящие электронные джунгли: синтезатор, телеэкран, огромная аудиотека, пять различных компьютерных терминалов и множество всяких других вещей, про которые едва ли можно сказать, что они уместны в типичной итальянской гостиной восемнадцатого века. Однако Джанни все это принял с восторгом и освоил с удивительной, даже пугающей легкостью. Он повернулся к синтезатору, перевел его в режим клавесина и опустил руки на клавиатуру. Целая батарея астатических динамиков отозвалась вступлением сонаты, прекрасной, лирической сонаты, на мой взгляд, безошибочно перголезианской и в то же время странной, причудливой. Несмотря на всю ее красоту, в музыке ощущалось что-то натужное, неловкое, недоработанное, словно балет, исполняемый в галошах. Чем дальше он играл, тем неуютнее я себя чувствовал. Наконец, Джанни повернулся к нам и спросил:
9
Понятно? (ит.).
10
Хорошо (ит.).
— Вам нравится?
— Что это? Что-то твое?
— Да, мое. Это мой новый стиль. Сегодня я под влиянием Бетховена. Вчера был Гайдн, завтра займусь Шопеном. Мне нужно попробовать все, не так ли? А к пасхе я доберусь до уродливой музыки: Малер, Берг, Дебюсси. Они все сумасшедшие, вы это знали? Безумная музыка, уродливая. Но я все освою.
— Дебюсси… уродлив? — тихо спросил Хоугланд, оборачиваясь ко мне.
— Для него Бах — современная музыка, — сказал я. — А Гайдн — голос будущего.
— Я стану очень известен, — произнес Джанни.
— Да. Сэм сделает тебя самым известным человеком в мире.
— Я уже был знаменит после того, как… умер. — Джанни постучал пальцем по одному из терминалов. — Я читал о себе. Я был настолько знаменит, что все подделывали мою музыку и публиковали ее под моим именем. Вы об этом знаете? Я пробовал играть этого «Перголези»… Merda [11] по большей части. Но не все. Например, concerti armonici… [12] Совсем неплохо. Не мое, но неплохо. Хотя остальное по большей части дрянь. — Джанни подмигнул. — Но вы сделаете меня знаменитым при жизни, да? Хорошо. Очень хорошо. — Он подошел совсем близко к нам и добавил: — А вы скажете Клодии, что гонореи у меня уже нет?
11
Дрянь (ит.).
12
Гармонические концерты (ит.).
— Что?
— Мне она не поверит. Врач в этом поклялся, я ей так и сказал, но она ответила, что это, мол, все равно небезопасно и что я, мол, не должен распускать руки и вообще не должен ее трогать.
— Джанни, ты что — приставал к нашей медсестре?
— Я выздоравливаю, dottore. И я не монах. Меня действительно отправили в свое время жить в монастырь капуцинов в Поццуоли, но только для того, чтобы хороший воздух этих мест помог мне излечиться от чахотки. Вовсе не для того, чтобы я стал монахом. Так вот я не монах, а теперь я еще и здоров. Вы в состоянии провести без женщины три сотни лет? — Он повернулся к Хоугланду, и во взгляде его сверкающих глаз появилось какое-то хитрое, плотоядное выражение. — Вы сделаете меня очень знаменитым. И у меня снова будут поклонницы, так? Вы должны всем им сказать, что гонореи теперь не существует. Век чудес!
На распутье
2. Лэрн
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
стимпанк
рейтинг книги
Энциклопедия лекарственных растений. Том 1.
Научно-образовательная:
медицина
рейтинг книги
