На дальних воздушных дорогах
Шрифт:
Погода внезапно испортилась. Густая дымчато-серая полоса тумана уменьшила видимость до минимума. Пришлось спуститься ниже. Теперь мы летели на высоте всего лишь нескольких сот метров над землей. Это было опасно по ряду причин, но ничего не поделаешь — только так и можно было лететь.
— Товарищ командир! Моторы этого не выдержат! — доложил следивший за приборами Золотарев и неодобрительно покачал головой: — Уже сейчас на моторах можно жарить картошку.
Я стиснул зубы. До Вашингтона оставался еще примерно час полета. Горячие воздушные потоки кидали наш тяжелый самолет из стороны в сторону если не совсем как пушинку, то все-таки достаточно
Каждому из нас приходилось нелегко. Усталость давала о себе знать. Да, полет из Европы в Америку (а это означает, что нужно преодолеть 5000 километров, из них 3000 над океаном) — дело нешуточное.
Мистер Кэмпбел со своей желтой папкой, содержавшей, по его словам, «радио всего мира», снова подвел. Он никак не мог установить связь с Вашингтоном. Так мы и не узнали, какая там погода. Штепенко и Романов с трудом пытались отыскать в радиохаосе нужные сигналы.
Вдруг внизу промелькнул ряд домов. Большие заводские корпуса… высокие трубы… затем акватория порта, суда у причала в заливе.
— Товарищ командир! — крикнул вдруг стрелок Белоусов. — Справа стреляют из зенитных пушек!
Ого! Я посмотрел и расхохотался: в порту шла электросварка.
— Не сейте зря панику, — пожурил стрелка Штепенко, — мы же не в Европе, не на театре военных действий!
Внизу мы видели, словно на огромном киноэкране, улицы, полные машин. Это была Балтимора.
До пункта назначения — Вашингтона — оставалось еще 50 миль, когда один из моторов разогрелся настолько, что пришлось его выключить. Беднягу будто лихорадило, весь самолет содрогался.
— Мы в зоне вашингтонского радиомаяка, — сообщил Штепенко. В этот момент Золотарев уменьшил обороты еще одного мотора.
Так у нас осталось только два мотора, работающих на полных оборотах… Я стал искать место, где можно было бы совершить посадку в случае необходимости, и заметил, что впереди на горизонте промелькнула широкая серая лента реки Потомак. В зелени и цветах возник перед лами Вашингтон. Справа, где в Потомак впадает один из его притоков, навстречу нам вытянулся обелиск — памятник первому президенту Соединенных Штатов Америки Джорджу Вашингтону. Прямо впереди, точно по курсу самолета, показались взлетно-посадочные полосы аэродрома. Приблизившись, мы обнаружили, что аэродромов даже три: два с одной стороны реки и один с другой.
Мы пошли на посадку на тот, что побольше, находившийся на левом берегу реки. Инженер и борттехник едва успели выпустить шасси, как самолет уже коснулся колесами бетона.
— Открыть все окна и люки! — скомандовал я. — Поскорее свежего воздуха!
Отруливая к ангарам, я бросил взгляд на часы. «Ну и ну! — подумал я. — За восемь часов мы оставили позади океан, покрыли примерно 3000 километров. А теперь за это же время успели пролететь всего лишь 2000 километров».
У ангара собралась уйма машин и народу. Нашу правительственную делегацию встретили государственный секретарь Соединенных Штатов Америки Корделл Хэлл и посол Советского Союза в Америке М. М. Литвинов. Правительственная делегация разместилась в машинах и покинула аэродром.
Теперь
Вокруг нас собрались тесным кружком американские офицеры. Они беспрестанно говорили нам что-то, пожимали руки, хлопали по плечам и обнимали нас. Переводчика не было, среди офицеров гарнизона тоже не оказалось ни одного владеющего русским языком, и мы стояли молча среди этого гомона под лучами палящего солнца. Щелкали затворы фотоаппаратов, жужжали кинокамеры, десятки рук протягивали к нам записные книжки, чтобы получить автографы. А мы мучились от жары, запарившись в своей обычной шерстяной форменной одежде. В конце концов Романов на ломаном английском языке постарался разъяснить восторженно гудящей толпе, что мы страшно устали, хотели бы умыться и отдохнуть.
Сопровождаемые американскими офицерами, мы вошли в какое-то здание. Оказалось, что нас поняли совершенно неправильно. В помещении находилась длинная буфетная стойка, а за ней — полки, уставленные бутылками… Так мы сразу же столкнулись с одной стороной «американского образа жизни»: как бы там ни было, но от жажды никто не должен страдать!
Мы поднимали бокалы и за благополучное прибытие, и за новые знакомства, и за победу над нацистами и самураями, а потом еще за многое другое. Тосты продолжались по крайней мере полчаса. Затем над нами сжалились и отвели в предназначенные для нас помещения, находившиеся в том же доме. Холодный душ перед сном пришелся кстати. Я проспал шестнадцать часов подряд, до самого утра.
У президента Рузвельта
Я проснулся от ярких лучей солнца, светившего прямо в лицо. Вскочил с постели и не сразу понял, где нахожусь. Только выглянув из окна, вспомнил я вчерашние события.
Вот, значит, каков этот Новый Свет, страна небоскребов и долларов.
Из окон был виден аэродром, река, на другом ее берегу — еще аэродром. Прямо под окнами расстилался бархатный газон, окаймленный ветвистыми кудрявыми буками. В тени деревьев садовая мебель — плетеные белые стулья и столы. Налево, утопая во вьющихся растениях, возвышалась ведущая в бар веранда.
Пока я одевался, на газоне появился довольно полный негр. На его голом торсе красовался бархатный жилет, а черные как уголь волосы прикрывала коричневая шляпа. Негр притащил длинный резиновый шланг и, присев па газоне, стал устанавливать на него какое-то устройство. Справившись с этим, он медленно скрылся за углом дома. Пока я приводил себя в порядок, диск на конце шланга весело закрутился, забили переливающиеся на солнце струи воды. Негр появился снова, присел на газон и сунул толстую сигару в зубы. Через несколько минут он опять скрылся за углом и выключил воду. Снова появившись, негр перенес эту штуковину на новое место, и вся процедура повторилась.
Мне пришлось прекратить свои наблюдения, потому что в дверь очень энергично постучали. Пришли Золотарев и Дмитриев. Их лица были почему-то озабоченны.
— Наши дела не блестящи, Эндель Карлович, — начал Золотарев. — При посадке вы изволили содрать с левого колеса порядочное количество слоев протектора шины.
— Как это «содрать»?
— Очень просто. Резина ведь в жару нагревается. А при посадке вы немного промахнулись и после приземления нажали, конечно, сильно на тормоза. Шина этого не выдержала.