На дальних воздушных дорогах

Пусэп Эндель Карлович

— Хорошо! Штурманы, курс!

— Есть! — лихо отрапортовал Штепенко.

Самолет, теряя высоту, мчался с большой скоростью. Впереди широкой извивающейся серебристой лентой сверкнула Волга.

— Слева Калининский аэродром, — пророкотал бас Гончарова.

Теперь я убавил газ до такой степени, чтобы только моторы не остановились.

Самолет плавно снижался: 5000… 4800… 4500…

— Снять кислородные маски!

Распоряжение было выполнено удивительно быстро. Все оживились. Опасности остались далеко позади, все кончилось благополучно!

Слева проплыл мимо

Клин, а в отдалении переливалось в лучах солнца Московское море.

Члены правительственной делегации начали переодеваться. Казалось, что все очень спешат.

Прямой линией тянулся под левым крылом канал Москва — Волга. Виднелись древние башни Кремля.

Вот мы и дома!

Делая перед посадкой большой вираж, я заметил у дома коменданта аэродрома множество машин.

— Выпустить шасси! — скомандовал я. На приборной доске загорелись зеленые лампочки: шасси к посадке готово. Давление в воздушном баллоне тормозов в норме. Все было в порядке.

Довольно низко пролетели мы над зданием Военно-воздушной академии.

— Держать газ!

— Есть! Держу, — прозвучал бодрый голос Дмитриева. Я сосредоточил все свое внимание и собрал все свое умение, чтобы тут, в пункте назначения, сесть точно и мягко рядом с посадочным знаком. Удалось! Плавно катился самолет по гладкому бетону. Я остановился у машин, которые заметил еще с воздуха.

— Выключить моторы. Экипажу выйти и быстро построиться!

Шум моторов прекратился. Винты остановились.

В нашу сторону направились встречающие, среди них заместитель Народного комиссара иностранных дел, командующий авиацией дальнего действия генерал-лейтенант авиации Голованов и начальник штаба генерал-майор Шевелев.

— Смирно! — скомандовал я выстроившемуся экипажу голосом, который от радости встречи прозвучал немного громче, чем надо, и поспешил навстречу генералу Голованову.

— Товарищ генерал-лейтенант, ваше задание выполнено!

— Вольно! Благодарю за службу! — ответил генерал, улыбаясь, и пожал мне руку.

Затем он поздоровался с вышедшими из самолета В. М. Молотовым и его спутниками и поздравил их с благополучным возвращением.

Строй экипажа распался сам собой, настроение у всех было по-мальчишески шаловливым, шутили, кое-кто, наверное, прошелся бы колесом, если бы не присутствие высоких государственных деятелей. В. М. Молотов пожал руку членам экипажа, поблагодарил за успешный полет. Затем подошел ко мне и сказал:

— Большое вам спасибо за приятное путешествие! Да, это большое и трудное задание действительно было выполнено как полагается!

— Если желаете, оставайтесь в Москве, — сказал генерал Шевелев, когда мы распростились с членами делегации. — А если нет, то можете лететь обратно на свой аэродром.

— Самолет в порядке. Если разрешите, мы полетим сразу же.

— Ладно, тогда до свидания, — с улыбкой сказал генерал Шевелев.

— По местам! — скомандовал я экипажу. Все быстро забрались в самолет, он легко оторвался от взлетной полосы. Тут все было знакомо. Я не нуждался даже в карте. Скоро мы были на родном аэродроме и там сразу попали в руки друзей. Нас обнимали настолько основательно, что мы

чуть не задохнулись.

…Завтра двойной перелет через «большую воду» уже будет забыт, каждый новый день напряженных событий в военном небе и на земле затмит прошедшее. Сражения на советско-германском фронте становились все яростнее. Предстояло еще почти три года тяжелых боев, прежде чем на здании рейхстага в Берлине взвилось Красное знамя Победы и военное небо стало мирным…

Эпилог

…Приближался май 1945 года.

Вторая мировая война в Европе шла к концу.

Для нас, летчиков дальней бомбардировочной авиации, война фактически закончилась уже в последние дни апреля. Мы оказались без дела на своем аэродроме, расположенном среди белорусских лесов. В последних боях мы не могли сказать своего слова, в небе пылавшего Берлина, где шли уличные бои, для нас уже не было места.

Но в историю навсегда вошли те апрельские дни, когда вместе с войсками Советской Армии поднялись все народы Европы, чтобы нанести последний, сокрушительный удар фашизму на земле и в воздухе. Наступление наших войск началось 16 апреля.

Наши войска прорвали оборону противника, преодолели многочисленные преграды и сломили его сопротивление. Уже вечером 23 апреля победный салют в Москве возвестил о том, что войска 1-го Белорусского фронта вошли в Берлин! Среди них были гвардейцы генерал-полковника Чуйкова, легендарные защитники Сталинграда, которые девяносто дней и ночей на узенькой полосе у Волги сдерживали натиск озверелого врага. Теперь они были в столице врага на берегах Шпрее.

Я вспомнил рассвет 19 ноября сорок второго года… Тогда мы получили задание: бомбардировать позиции армии генерал-фельдмаршала Паулюса на подступах к Сталинграду. Мы летели над линией фронта и смотрели вниз, наблюдали, как в направлении врага беспрестанно неслись огненные струи, как они переворачивали все на его позициях. Сотни «катюш», тысячи орудий вели огонь беспрерывно. И там, куда падали снаряды и мины, пылало пламя, — казалось, что начало действовать неисчислимое множество вулканов. Устремлявшиеся в темноту снаряды оставляли за собой светлые огненные хвосты, которые сливались в одну яркую полосу.

Разглядывая это потрясающее зрелище сверху и чувствуя в сердце большую радость, мы еще не знали, что этот огневой налет положил начало окружению войск противника, насчитывавших свыше 300 тысяч солдат и офицеров, что начался перелом во второй мировой войне и чаша весов истории окончательно склонилась в нашу сторону…

Уже 25 апреля Берлин был взят в гигантские клещи. Советская Армия зажала цитадель фашизма в железное кольцо.

…Сверху было хорошо видно, как огненное кольцо все теснее сжималось вокруг центра города. Тяжелый и густой дым, смешанный с золой и сажей, тянулся смрадным рыжим облаком над улицами в развалинах. Среди этого хаоса наши воины упорно и непреклонно стремились вперед, шаг за шагом очищая от врага тоннели, дома и подвалы, артиллерийским огнем прокладывая себе дорогу сквозь развалины.